Извергнутый метрополитеном автор А стремительно шел на запад и жадно воспринимал окружающую действительность. Он видел, как вокруг передвигались многослойно укутанные старухи, неприметные отцы и матери семейств, почти высосанные растущим потомством, возбужденные бытием подростки, подкопченные приезжие, короткие дети, серые служащие, стандартно оформленные представители субкультур и правоохранительных органов, медведеподобные начальники, юркие подчиненные, заткнутые музыкой юноши в полосатых шарфах, заросшие плотью женщины в горошек, неуютно пахнущие мужчины в полоску, содержатели кошачьих и псовых, нежно-бледные компьютерные мальчики и поджаристые девы. И вокруг каждого, питаемые их рассеянным вниманием, с золотистым позвякиванием вращались дополнительные миры, подобно крупнопузырчатой мыльной пене заполнявшие собой все существующее пространство.
— Люблю, — признался пространству автор А.
— Кого? — спросили любопытные.
— Не знаю, — отмахнулся автор А, который ценил ответы, а не вопросы, и побежал дальше, гладя нежной бородой воздух.
Имя кроткой О мы называть не станем, потому что она его очень стесняется. Оно кажется кроткой О слишком совершенным — плывущим, нежным и хрустяще-снежным, как балерина, декорированная лебедиными перьями. К сожалению, кроткая О обладает развитым воображением и, представляя себе все это нестерпимое великолепие, апоплексически краснеет и вся замыкается, захлопывается, до тягучей судороги сжимая кулачки и все свои теплые, розовые отверстия.
С раннего детства кроткая О имела репутацию очень робкого ребенка — сперва в кругу семьи, а потом и в пыльном дворе, где трава почти не росла, а дети чертили закорючки прямо на земле, обходясь без мела и асфальта. Маленькую О пытались подбодрить и поддержать, чтобы она осмелела — ставили на табуретку читать стишок перед потеющим Дедом Морозом, оделяли лучшим куском деньрожденного торта (с розочкой), хвалили перед посторонними, наряжали по праздникам в платья с оборками, рюшами, кружевом, колючей тесьмой, рукавами-«фонариками» и прочими жуткими штуками, жадно впивавшимися в мягкую кожицу. Взрослые с трепетом и восторгом начинающего энтомолога ждали, что маленькая О раскроется, вылетит из кокона своей стеснительности прекрасным уверенным махаоном. Однако происходило нечто совершенно обратное — сломленная атакующими по всем фронтам вниманием, красотой и дружелюбием, ослепленная жгучим сиянием совершенства, в которое они ловко складывались, маленькая О убегала в свою комнату и трубно там ревела, болтая в воздухе ножками.