У него нашли и вероучительные листки и книги и забрали вместе с ним восемнадцать человек.
Потом в Варсонофьевском монастыре взяли игумена Иринарха Михайлова.
Потом крестьянина Ивана Савельева и матросского сына Максима Васильева, снимавших жильё у шорника в Кадашах.
Потом в Ивановском монастыре старицу Афросинью Панфилову и с ней ещё тринадцать стариц и белиц.
Влетели в Страстной монастырь, где должны были арестовать ещё двенадцать стариц и белиц, но ни одной из них на месте не оказалось. Между тем многие говорили, что до полудня они были. Когда и куда делись, никто не знал или не хотели сказать. Обшарили всю обитель, лазили на чердаки, на звонницу, в подвалы — никаких следов.
И просвирщика иеромонаха Варлаама в Чудовом монастыре не оказалось. Тоже вроде только что был — и нету.
— С утра по Москве шастаем, могли и упредить, — сказал Иван. — Скорей к Сухаревой!
Во двор влетели ещё засветло. И сразу везде расставили караулы.
Двор был обширнейший, ухоженный, на нём новый отличный дом в пятнадцать окон — Иван специально считал, — с крепкими ставнями с железными запорами, в саду — новая, ещё пахнущая свежей сосной церковь с приделами и тоже с пятнадцатью окнами. У забора новая людская изба и новая конюшня. У ворот новый большой флигель. Солдаты выводили во двор прислугу и жильцов, коих оказалось двенадцать, да и из приворотного флигеля вывели троих мужиков, объявивших, что они крестьяне нижегородского села Павлова княгини Марьи Юрьевны Черкасской, приезжие, пущены на постой: Семён, Иван и Игнатий Ивановы Шигины. И все другие называли себя, а Федосья ледяным, бесцветным голосом, какого он раньше у неё никогда не слышал, подтверждала, верно ли говорят, и объясняла, кто из них кто, а про Шигиных при них же объявила, что ни на каком они не на постое, а тоже их согласники и связные с нижегородскими «кораблями», ездят туда-сюда. И остальные тоже все согласники.
В доме этом было шесть комнат, была хорошая мебель, много дорогих старинных икон, были дорогие ковры, посуда из фарфора и хрусталя, на стенах ружья, пистолеты — не бабье было жильё, хотя и её платьев, нарядов в сундуках и комодах было много и много постельного белья.
Иван сам всё оглядывал и щупал с превеликим интересом, всё больше удивляясь, сколькими же жизнями сразу жила эта баба. Это ведь явно и не юрода жильё. И не её. Стало быть, капитана Смурыгина, что ли? Спросил: где ж место Андреюшки?
— Спит в подполье.
— Покажи!
Подполье было глубокое, с крутой узкой лесенкой, с тяжёлым холодноватым земляным духом. В дальнем углу устроена земляная лежанка, жиденько устланная ветхой старой соломой. Над ней в земляных же печурах несколько книг, иконки медные и свеча в оловянном подсвечнике.