— Ты чево?! Чево?!
— Знаешь, кто я? — сверкнул Иван зубами.
— Знаю.
— Поговорить зашёл.
— Че-е-е-во-о?! Поговорить!! Чево творишь-то? Думаешь, управы на тебя нет. Врёшь! Врёшь! Я сыщу! Сыщу, так и знай! Ещё пожалеешь! Пожалеешь! — И зачмокал громко, вытягивая губы в трубочку.
— Сядь! — приказал Иван и тихонько добавил: — Ещё кинешься — опрокинешься насмерть!
Но тот не сел, крутился, стараясь уследить за всем, что вытворяли молодцы.
— Сказал — сядь! — угрожающе повторил Иван, и тот присел на краешек стула, всё так же крутясь и еле-еле сдерживаясь, — всё его жирное тело ходило ходуном.
Иван приказал своим:
— Под гребёнку!
Это означало, что искать надо дотошно, но ещё больше погромничать, бесчинствовать, чтобы испугать хозяина до смерти. И те наддали — сплошной грохот, треск и звон пошёл под матюги, швыряния и тырчки попадавшимся под руки.
— Чево?! Чево надобно-то? — почти завизжал, снова вскочив, Иванов.
— А то не знаешь!
— Чево знаешь?
— Чего ищем.
— Ище-е-е-те?! — Иванов остолбенело уставился на Ивана, потом оглядел погром, обвёл его раскинутыми руками. — Это вы ищете?!
— А то не знаешь!
— Че-е-ево-о?! — завопил тот вдруг так истошно, что все на мгновенье застыли. Хлеще самой припадочной бабы завопил, и рожа по-бабьи плаксиво вся перекосилась — вот-вот заскулит, захлюпает. И руки, большие, белые, раздутые, умоляюще протянул, повторяя, причмокивая: — Че-в-ево-о? Че-е-ево-о?
— Будешь корчить дурочку, превращу в курочку, заставлю носом землю клевать.
Тот и глядел умоляюще-вопрошающе, и руки продолжал тянуть: скажи, мол, наконец!
— Где прячешь книги? Листы? Иконы? Что там у тебя ещё-то?
— Какие книги? Какие листы? Какие иконы?
— Много, сказывают, ездишь. Куда?
— Места разные.
— Дела?
— Дела? Коммерция.
— Какой товар развозишь-привозишь?
— Всякий. По делам.
— Книги привозил?
— Да какие книги, что ты!
— А иконы?
— Да нет же.
— А с Узолы?
— Не был я на Узоле.
— А на Вятке? На Линде? В Работках? На Керженце? У Макария?
Ох, какими внимательными, какими настороженными стали вдруг глаза Иванова, бывшие только что жалостно-слезливыми, а перед этим бешено-злобными. Быстро же они у него менялись.
— На Вятке был. У Макария тоже.
Про Линду и Керженец будто и не слышал.
— Чего с Вятки вёз?
— Давно было, рази упомнишь.
— Соседи говорят, больших поклаж не привозишь.
Иванов усмехнулся:
— Не знаешь, что ли, что такое соседи!
— Книг, значит, не привозил?
— Да говорю же — нет.
— И с Сухоны не возил? С Двины? С Онежья?