Подбежали к опоясанным железами заводским воротам как раз в тот момент, когда из них выезжала пустая телега.
— У-у-у-у! А-а-а-а! Гы-ы-ы-ы! Ма-а-ть тв-о-ою-ю-ю!..
Крик! Свист! Визг! Топот! Грохот!
С двух сторон — мимо лошади. Пыль вихрем. Лошадь на дыбки, телега кувырком. Мужик отлетел сажени на три и шмякнулся обземь. А двое их уже держат пистолеты у грудей двоих воротных сторожей, а третий сгрёб и потащил вон их ружья. А остальные горохом по двору, меж всеми строениями, тараном во все двери, и, не переставая блажить, свистеть и матюгаться, оружием выталкивали, кого находили, наружу, в середину двора. Пару раз всего и пальнули, пугая вырывавшихся.
Дверь же в контору двухэтажную, которая была нужнее всего, успели перед самыми их носами запереть изнутри. Не поспели! Потолкали её плечами — крепка! — а из верхнего ближнего окна — жах! жах! — из пистолей.
— Ах та-а-ак! Кто там? — крикнул Заря согнанным в середину двора заводским. Но ответов не услышал, потому что ватага такую пальбу по тем окнам открыла, что пришлось головы прикрывать от брызнувших во все стороны осколков стекла и щепы. Мигом приволокли откуда-то бревно. Подозвали нескольких заводских, велели и им раскачивать бревно, круша дверь. Из разбитых стрельбой окон уже не стреляли, и когда расколовшаяся дверь с грохотом рухнула, и Заря, Иван и ещё несколько человек взбежали по лестнице наверх, в большой комнате на них кинулся со шпагой всего один человек — худой, молодой, шибко чернявый и очень нарядно одетый кавказец. Это они потом его разглядели. А когда тот со шпагой-то ринулся, Михаил только-только успел бок выгнуть, но малость она кафтан ему всё же порезала, и Ивану пришлось сзади ногой садануть чернявого, чтоб отлетел, и тут Заря шпагу у него и вышиб. И несколько крепких затрещин они ему ввесили. А кавказец этот вдруг в петушиный крик:
— Не сметь мэне касаться, вор! Павешу!
Извивается с заломленными руками и орёт:
«Павешу!»
Иван хохотнул:
— Высечь!
Заря тоже хохотнул и кивнул.
С чернявого сорвали светло-зелёные штаны — его держали уже четверо, — кто-то сунул Ивану ножны от шпаги, и он с ходу хлестанул ими по голому белому поджарому заду. Хлестанул так, что взвывший белугой чернявый чуть не сбросил с себя всех четырёх державших, а его большие чёрные, полные ужаса и боли глаза полезли из орбит. Иван хлестанул ещё, да с оттяжкой, да рядом с красной полосой, проступившей на заднице.
— Па-ве-шу! Сопляк!
Вой чернявого превратился в истошный рвущийся визг. Иван хлестал. Тот перестал дёргаться и стихал, только вздрагивал, обмякший, повисший на руках державших. Помутневшие глаза его закрывались. Задница ало полыхала. Текла кровь. Тут привели прятавшихся в конторском чулане управителя завода, писца и мастера. При них было ружьё и два пистолета. Иван перестал бить. А пожилой грузный управитель, увидав, что сделали с чернявым, охнул и гневно закричал: