Несмотря на то, что время поджимало, он быстро прошелся по этому клочку суши, затерянному среди болота. Возможно, если бы он оказался здесь в самом начале, то можно было бы найти больше информации, но сейчас на земле имелось такое количество следов, что ничего сказать уже было нельзя. Пришла пора возвращаться.
– Давай! – махнул Батяня, глядя вверх, и трос начал поднимать его, приближая к губернаторскому вертолету.
Деревня Соболий Стан возникла здесь, на высоком берегу реки, еще в незапамятные времена. Как говорили старожилы, основали ее рязанские поселенцы, бежавшие в начале восемнадцатого века от реформ царя Петра. Старообрядцы тогда уходили куда поглубже, и Сибирь стала для них землей обетованной. Жили здесь и сегодня во многом, как встарь: крепко, дружно, истово. Чужаков не привечали, да те сюда особо и не захаживали.
Надречная часть деревни вытянулась вдоль однорядной улицы. Фасад каждого дома глядел на юг, потому дома с утра до вечера освещало солнце, и было в них светло, тепло и уютно. Перед домами – дорога, а за дорогой, напротив усадьбы – огороды, сады, стремились в небо колодцы-журавли.
У резных ворот стояли два соседа. Один – высокий, несмотря на нестарые еще годы, седой как лунь. Второй – коренастый, чернявый.
– ... так что, сосед, не знаю, как и быть, – делился чернявый своими проблемами. – Лес-то я еще тогда на баньку заготовил. И лес-то какой, скажу я тебе – бревнышко к бревнышку. Все как на подбор, аж звенят. А вот возьми река и подмой берег. Все – уплыли мои бревнышки.
– Ну что же, дело такое... – развел руками собеседник. – Придется по новой.
– Так я к чему говорю-то? Уж не пособишь ли?
– Да как не пособить, помогу, конечно, – успокоил сосед.
– Ну, спаси тебя Христос! – обрадовался седой. – Тогда в понедельник и поедем.
– Добро...
Сельчане, как обычно, занимались повседневными заботами. Кто копался на огороде, кто возвращался с косьбы – занятие было у каждого. Раздался стрекот приближавшегося вертолета. Привлеченные им сельчане вышли на улицу. Деревня с удивлением наблюдала, как личный вертолет губернатора идет на посадку в самом центре площади.
Сказать, чтобы Дмитрия Степановича здесь любили, нельзя было даже при всем желании. Пересветов пользовался здесь дурной славой. На это имелись свои, вполне конкретные причины. Все прекрасно помнили, как в свою бытность секретарем здешнего обкома партии он боролся с религией.
Разрушение нескольких закрытых церквей по причине «аварийного состояния», проработка детей, замеченных в храме или праздновании христианских дат, его гневные выступления, клеймящие отсталых людей, – все это характеризовало тогдашнего обкомовца.