Есть в этом какое-то принуждение, как будто кто-то подталкивает её в спину.
Только что она была готова встретить свою судьбу, а теперь усомнилась.
Неожиданно для себя самой, Фран делает то, чего стеснялась с самого раннего детства. Она опускается на колени и начинает молитву.
Глава двадцать седьмая
Из глубины
О чём она просила Небеса? Сначала она и сама не знала. Просто вдруг поняла, что там, наверху, кто-то тоже может верить в неё и почему-то теперь ей не страшно предстать перед безмолвным взыскующим взором. Всё запретное, тёмное и странное в её душе никуда не исчезло, но как-то сдвинулось с прежнего места — и больше не было ей оковами.
И теперь она молила не оставлять её наедине с этой новой свободой. Первый раз в своей жизни Фран была совершенно свободной и больше всего на свете желала это сберечь. Но самой ей не справиться, да. Множество непонятных сил стремятся сделать её орудием, однако орудием ей становиться нельзя. Даже орудием Божьей Воли.
Не для того вложено в неё дикое, чуткое сердце, дан непростой норовистый ум, чтоб облечься назначенной ролью и отдаться потоку судьбы. Там, на алтаре, ждёт новая из определённых ей ролей. Но что-то в душе отвергает и этот выбор.
И Фран просит Небо о знаке. Сейчас она вправе просить. Никогда прежде она не испытывала этой радости — оказаться на верном пути. Но теперь ей нужна подсказка, намёк — как же действовать дальше.
И подсказка приходит — из хрустального облака транса, которое, ненадолго отступив, караулило где-то неподалёку. А теперь вбирает её целиком и обрушивает на неё видение, больно бьющее по чувствам яркостью и остротой ощущений.
Нельзя сказать, чего она ожидала, но увиденное совсем ни на что не похоже. Сначала неким бесплотным духом несётся она рядом с одиноким всадником, затем, взглянув в его лицо, Фран едва успевает удивиться — причём тут Полуда — как неведомым жутким образом входит в его мысли, и вихрь событий захватывает всё её внимание, не оставляя способности рассуждать.
Обещавший так много, худшим днём в жизни Гаса Полуды оказался вчерашний. Но занимавшийся бледной зарёю новый грозил его превзойти.
Гас ни на миг не усомнился, что угроза ответить за пленников головой не была просто фигурой речи. Он всегда относился серьёзно к словам Роксахора. Его подвело другое. Беда в том, что он никогда не верил во всякое колдовство. Видел, как люди сходят с ума по подобным вещам, и в глубине души презирал их за это. Даже владыка Пустыни дал себя заморочить дерзкому шарлатану. Вот Одо Гас уважал — как мошенник мошенника, отдавал должное превосходящему мастерству. И боялся — но не тем суеверным страхом, что варвары, почитавшие Тёмного Одо одним из бессмертных. В бессмертных Гас тоже не очень-то верил. Иное дело то, что можно потрогать — попробовать на зуб, взвесить, заставить звенеть.