Сумерки сгущались. Совсем скоро должен был показаться ночлег, но, судя по тому, откуда и как быстро приближались потусторонние голоса, укрыться в спасительных стенах путники уже не успевали. Несколько человек разводили костры, другие распрягали испуганных лошадей, иные молились вслух, иные богохульствовали — где поминают Энану, там порой и не разберёшь.
Энтреа чувствовал себя маленьким мальчиком на цирковом представлении, у его души сейчас не было границ, она вмещала и весь этот лес, и разгоравшуюся луну, и восхитительных хищников, чьи тела рвали сырой лесной воздух, и храбрых рыцарей на деревянных лошадках, готовящихся к игрушечному бою. Он был всем этим — и в то же время был зрителем, восхищённым, очарованным и неуязвимым.
Женщина озадаченно смотрела ему в лицо.
— Так вот ты какой. Ну, что ж. Самое время.
В одно из мгновений вой смолк. Наступившая тишина нарушалась лишь треском занимавшихся огнём веток, неопределёнными лесными шорохами и горячим дыханием насторожившихся мужчин. Энтреа улавливал страх и возбуждение, источаемые всеми порами их подобравшихся перед битвой тел и ощущал, как кружат головы нападающим эти оттенки вкуса в холодном настое запахов мха и земли, смятой травы и раздавленных ягод.
А потом началось самое страшное.
Они вылетали из-за кустов как пушечные ядра, как огромные хвостатые кометы, оставляющие за собой светящийся след.
Подобие честных земных тварей, внутри себя они несли ледяную ярость недоступной человеку бури страстей и разум, лишённый всякого тепла сотворённых из праха тел.
Храбрые рыцари не могли устоять против демонов. Кто-то сразу упал, салютуя небу кровавым фонтаном из разорванного горла, кому-то было позволено немного пофехтовать. Нападавшие могли прикончить отряд одним махом — но они растягивали удовольствие.
Энтреа перелез через борт повозки и теперь стоял, раздумывая, в какой из моментов будет удобно окликнуть резвящуюся стаю. Он был уверен, что имеет над ними власть, но из-за своей неопытности ощущал некоторую неловкость.
Внезапно одна из косматых туш свернула в его сторону, оборачиваясь на ходу клубком дыма, бешено мчащимся смерчем. Перед самым носом у Энтреа вихрь сгинул, развеялся, оставив звёздную, млечную сердцевину — нагую прекрасную женщину с бездонным пытливым взором. Перламутровое сияние бродило по её телу, как у русалки, освещённой луной сквозь подвижную воду. И когда она ему улыбнулась, сияние стало ярче. А когда заговорила, её голос обещал больше, чем любая русалочья песня.
— Ого, это второй. Первый раз они встретили девочку, мои серые друзья. Дед не пожалеет, что отпустил меня прогуляться с ними. А как обрадую Принца! Значит, Саад родила двоих — и князю, и сестрице его по утешеньицу. Чудны дела твои, Господи! Так кто же из вас нужен Принцу?