Наедине (Амусина) - страница 289

Я личность, и я кому-то очень важен. Ничто на свете не стоит того, чтобы взять и оборвать свою жизнь, ведь она дана нам кем-то свыше совсем для других целей. Нельзя срезаться на полпути, нужно продолжать, даже если желание сдохнуть побеждает. Нужно держаться, когда сил не остается даже чтобы сделать банальный вдох. И если нам кажется, что все в нашей жизни идет дерьмовей некуда, и продолжать вроде как незачем, всегда стоит помнить о том, что кому-то в этот самый момент в сотню раз хуже. Наша задача привести этим людям свой пример и помочь им обрести верный путь, исцеляясь от собственных ран банальным соучастием кому-то другому.

— Твоим примером был Стевич?

— Именно.

— Он действительно убил свою жену?

— Я не знаю, — Никита вновь опускает глаза. — Но он сильно пил, пока Юра не предложил Анатолию Степановичу задействовать Стевича в готовящемся… — искоса на меня посматривает, — предприятии. Стевич не верил, что из этого может выйти что-то путное, но согласился уже хотя бы ради стараний своего брата. Да что там, никто по-настоящему в это не верил, но итог поразил всех нас. Незаметно для самого себя наш хозяин из беспробудного пьяницы превратился в солидного владельца Клуба для всех нуждающихся в помощи, и, думаю, со временем его действительно это увлекло. Ты ведь помнишь, он редко пил на наших глазах. Стевичу стало не до своего любимого занятия, ведь у него появилось место, полное людей, за которых он нес вполне реальную ответственность. Гоша, Панк, бывший недавно обыкновенным Мурзиком, мы с тобой. Графиня Батори, наконец… Неужели ты думаешь, что каждый последующий вечер он тупо играл, выполняя пожелания твоего отца? Как вообще можно так играть?

Я молчу, не зная, что на это ответить.

— Да, быть может, вначале это был стремноватый эксперимент для того, чтобы угодить прихотям Анатолия Степановича, пообещавшего нам всем солидное вознаграждение, но затем Клуб стал чем-то большим для каждого из нас. Для меня, — Никита пожимает плечами. — Дав согласие на участие, я к полной своей неожиданности обрел дом и самую настоящую семью. Я стал воспринимать тебя, как свою младшую сестру, которой у меня никогда не было. Стевич, он словно занял место моего отца, чьего настоящего имени я даже не знаю. Я с головой погрузился в эту новую жизнь, настолько, что почти не вспоминал о разговоре с Анатолием Степановичем и о нем самом. Я был счастлив вместе с вами. Впервые в жизни я, наконец, был счастлив, Фим.

— А я нет, — проговариваю нарочито твердым тоном, цепляясь пальцами за предплечья под тонкой больничной рубашкой. — Меня этот ваш спектакль почти уничтожил. Будь у меня выбор, я никогда не согласилась бы участвовать в таком мерзком обмане.