В ответ, избранный президент написал твит: «ФЕЙКОВЫЕ НОВОСТИ — ПОЛНЕЙШАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОХОТА НА ВЕДЬМ!»
На следующий день, 11 января, у меня состоялся ещё один разговор с будущим президентом. За три года работы при Президенте Обаме я никогда не говорил с ним по телефону, и лишь дважды разговаривал с ним лично наедине. И вот я, всё ещё находясь в администрации Обамы, стоял у окна своего кабинета в штаб-квартире ФБР, второй раз за пять дней лично беседуя с Дональдом Трампом. Держа телефон у уха, я видел, как внизу по тёмной Пенсильвания-авеню движутся автомобили. На другой стороне улицы оживлёнными кабинетами светилось Министерство юстиции. Помню, я посмотрел вправо-вверх на ярко освещённый Монумент Вашингтона. Я видел его, высоко возвышающимся над новым только что открытым на Пенсильвания-авеню в шаговой доступности от Белого дома отелем Трампа.
Избранный Президент Трамп звонил из Нью-Йорка. Он начал звонок снова с похвал в мою сторону, что теперь выглядело скорее разговорным приёмом, чем искренним выражением одобрения. Он добавил: «Я очень надеюсь, что ты собираешься остаться». Я снова заверил его, что остаюсь в ФБР.
Затем он перешёл к цели звонка. Он сказал, что очень обеспокоен «утечкой» российского «досье» и тем, как это произошло. Я не был уверен, полагал ли он, что утечка произошла из федерального агентства, так что пояснил, что это досье не являлось правительственным документом. Оно было собрано частными сторонами, и затем передано многим людям, включая Конгресс и прессу. ФБР не просило, чтобы его создали, и не платило за его создание. Документ не был секретным, и не являлся правительственным документом, так что было не совсем корректно называть это «утечкой».
Затем он сказал, что размышлял о той части, о которой я проинформировал его наедине в Башне Трампа. Он поговорил с людьми, которые ездили с ним в 2013 году в Москву на конкурс «Мисс Вселенная». Теперь он вспомнил, что даже не останавливался в Москве на ночь. Он заявил, что прилетел из Нью-Йорка, отправился в отель лишь для того, чтобы сменить костюм, и тем же вечером улетел домой. А затем он удивил меня, выдвинув утверждение, которое я особенно старался не обсуждать с ним.
— Ещё одна причина, по которой ты знаешь, что это неправда: я — гермофоб[39]. Ни в коем случае я не позволил бы людям рядом с собой писать друг на друга. Ни за что.
Я даже рассмеялся вслух. Я решил не говорить ему, что предполагаемые действия, по всей видимости, не требовали ни останавливаться на ночь, ни даже быть в тесной близости к участникам. Фактически, хотя и не знал наверняка, я себе представлял, что президентский номер в Ритц-Карлтон в Москве был достаточно большим, чтобы гермофоб находился на безопасном расстоянии от действия. Я всё это подумал, и ничего этого не сказал.