* * *
8 июня 2017 года я публично давал показания специальному комитету Сената по разведке, который хотел услышать о моих взаимодействиях с Президентом Трампом. По какой-то причине президент лишь поднял интерес людей к моей точке зрения. Я решил написать отчёт о некоторых из своих деловых отношений с ним, и заранее предоставить его комитету, чтобы мне не пришлось долго говорить в начале дачи свидетельских показаний, и чтобы дать сенаторам шанс переварить то, что я написал, и задать дополнительные вопросы.
Я хотел воспользоваться своим коротким вступительным заявлением, чтобы сделать одну вещь — попрощаться с людьми из ФБР, то, на что у Президента Трампа не хватило приличия или милосердия позволить мне сделать. Это также давало мне возможность опровергнуть, от их и моего имени, ту ложь, которую рассказывала администрация о том, что ФБР находится в замешательстве. Я знал, что они будут смотреть, и я мог обращаться прямо к ним.
Я репетировал то, что хотел сказать, перед Патрис и одной из наших дочерей. Они были шокированы тем, что я собирался говорить без записей, но я сказал им, что это должно идти от сердца, и что если я принесу текст, то это закончится тем, что я уставлюсь в него. Как бы ни действовало на нервы говорить без записей перед миллионами людей, это был тот способ, который бы многое значил для людей из ФБР. Патрис также беспокоилась, что в своей нервозности я стану улыбаться как дурак или хмуриться, словно кто-то умер. Мне пришлось найти промежуточное положение между этими двумя.
Я засомневался в своём решении прийти без записей, стоя в конференц-зале и ожидая приглашения в зал сенатских слушаний. Что если я застыну? Что если у меня перепутаются все слова? Обычно я не нервничаю на публике, но это было сумасшествие. Но было слишком поздно. Я прошёл вместе с руководителями комитета по длинному закрытому коридору позади помоста, повернул влево и шагул во что-то сюрреалистичное. Я в своё время повидал много камер и выслушал свою долю щелчков затвора. Ничто не шло ни в какое сравнение с этой сценой.
Когда я сел за свидетельский стол в центре урагана, у меня в голове звучал голос Патрис: «Думай о людях из ФБР; это зажжёт свет в твоих глазах». Так я и сделал. Я слегка запинался, и практически потерял контроль над своими эмоциями ближе к концу, когда говорил о людях из ФБР, но я говорил от чистого сердца:
Когда я в 2013 году был назначен директором ФБР, то понимал, что служу по воле Президента. Пусть я и был назначен на десятилетний срок, установленный Конгрессом, чтобы подчеркнуть важность того, чтобы ФБР находилось вне политики и было независимым, я понимал, что могу быть уволен Президентом по любой причине или вовсе без таковой.