Она не могла объяснить, почему любящий Бог позволил умереть Коллину, и отвергала лёгкие объяснения вроде «Божьей воли». Она отвечала, зачастую мне, после того как действовавший из лучших побуждений человек скрывался из зоны слышимости: «Что за любящий Бог хочет убить моего малыша? Не верю этому». Но она верила, что должна была сделать что-то хорошее из своей утраты. Этим хорошим, заявила она, станет спасение малышей других матерей, вынудив всех докторов проводить проверку. Так что она приступила к делу, направив своё горе в национальную кампанию.
Патрис публично написала о нашем сыне и ездила по стране, поддерживая усилия по изменению стандарта осмотрительности. Она приложила усилия к тому, чтобы поговорить с законодательным органом Вирджинии, и ей удалось получить законодательные положения, охватывавшие всеобщее тестирование и лечение стрептококка группы B. Она не делала ничего в одиночку, но её голос, наряду с голосами многих других хороших людей, изменил нашу страну. Сейчас всех матерей проверяют, и их малыши живут. За невообразимо плохим последовало кое-что хорошее. Другие матери никогда не узнают, что могло быть, и так и должно быть.
Устремления Патрис — постараться всё исправить для других — несомненно повлияли на мои собственные взгляды на предназначение закона и системы правосудия, которым я посвятил большую часть своей взрослой жизни. В последующие после смерти Коллина годы я видел много плохих вещей, случавшихся с хорошими людьми, и меня просили помочь объяснить их, и придать этим потерям некий смысл. В 2002 году, когда я вернулся на службу в качестве федерального прокурора Соединённых Штатов на Манхэттене, я стоял в свежевырытой яме на Граунд-Зиро[11], месте, где погибли тысячи, включая сотни тех, от кого не осталось и следа. Я пригласил на это место девяносто двух старших федеральных прокуроров страны. Я объяснил, что те потерянные невинные граждане повсюду вокруг нас, хоть мы их и не видим. Это было место удушающей потери. Это была священная земля.
Цитируя Патрис, я сказал им, что не знаю, почему плохие вещи случаются с хорошими людьми. Я напомнил, что для тех их нас, кто придерживается иудео-христианских традиций, книга Иова осуждает даже саму постановку такого вопроса. Голос сквозь бурю по сути ответил: «Как ты смеешь?» Истина заключается в том, что я не могу объяснить роль Бога в истории человечества. Для этого потребуется понимание, выходящее далеко за рамки потери моего сына, и охватывающее страдания и потери бесчисленных невинных сыновей и дочерей. Я просто не знаю, и я терпеть не могу тех, кто заявляет, что знает. Что я знаю, так это то, чему научила меня Патрис: есть смысл и цель не сдаваться, столкнувшись с потерей, а трудиться над тем, чтобы перевязать раны, облегчить боль и поделиться с другими тем, что ты видел. Наш долг, наша обязанность сделать так, чтобы из страдания вышло что-то хорошее, чтобы в прощании мы обрели своего рода дар. Не то, чтобы каким-то извращённым образом перевести потерю в разряд «того стоило». Ничто никогда не послужит оправданием каких-либо потерь, но мы можем пережить, даже преуспеть, если направим скорбь в цель, и никогда не позволим злу одержать верх. В этой миссии лежит красота и гениальность нашей системы правосудия.