Когда вы освобождали нашу территорию — на контрразведку возлагалась задача поиска коллаборационистов, полицаев?
В приказе контрразведке об этом ничего не говорится. Но — мы входим в село. Ага, там тюрьма. «Меня выдал такой-то!» — «Фамилия, кто?»
Или приходишь — жители: «Этот — предатель, он расстреливал!» — и так далее. Ну мы же здесь сейчас первые органы госбезопасности! Мы же не можем быть в стороне! Арестовываем его, ведем следствие… Но это нам ни к чему, это обуза. Надо его возить… мы же — все время в движении, на марше. Охранять, кормить надо и так далее. Это очень большая забота была. Но арестовывали всех, кого могли: много было таких. И предателей, и старост, и комендантов всяких, и тех, которые расстреливали… Это была задача для Особого отдела — одна из важных. Мы это делали.
Когда Управление особых отделов НКВД было переформировано в Главное управление контрразведки Смерш — туда приходили офицеры? Вообще, в Управление Особых отделов приходили офицеры из армии — или это были просто чекисты?
Работники говорят: мы же вели не только работу оперативную, но мы же и вели боевые действия. И в атаке, и в обороне. И были большие потери. Вот я помню, когда был уполномоченным батальона — передо мной уже два работника было убито. Потери — были. Тысячи убитых, раненых, пропавших. А возьми сейчас — откуда? Командир роты — берем. Скажем, проверенный. При управлении фронта были курсы месячные. Вот на месячных курсах ему — азы: что такое работа агентурная и так далее. Но этого, конечно, мало. Он приходит в полк, а опыта — никакого. И вот я, поскольку я в армии уже опытный, обстрелянный, с ним езжу по полкам, работаю, обучаю, говорю, как надо делать и как себя вести…
К 1945 году основная масса офицеров контрразведки — это бывшие армейцы?
Многие — да, пришли уже во время боевых действий.
Вели ли вы радиоигры?
Нет, армия — не вела. Только фронт и, самое главное, 3-е управление. Аппарат. Там 3-й отдел — мощный.
Был генерал — забыл его фамилию — очень солидный, много игр вели, дезинформацию давали, согласовывали с Генштабом, чтобы там, где надо, отвлечь внимание. А там, где будет наступление, — наоборот, создать тишину. Мол, оно — совсем в другом месте…
Известно, что в 1937–1938 годах был пик репрессий и досталось в том числе и самим чекистам. Вы можете оценить, насколько сильно эти события подорвали мощь органов госбезопасности?
Вообще — говорят: виноват ли Сталин в этом деле? Обычно вот так спрашивают. Ну, я считаю — конечно, в какой-то мере виноват. Почему? Стоишь во главе государства — значит, ты должен знать, что в нем делается. Если ты не знал, что идут массовые репрессии, — твоя вина! А если знал и мер не принимал, то — двойная вина! Поэтому, как ни крути, какая-то вина есть.