Ночью, беспокойно ворочаясь между простынями, понимаю, что была не права. Не в том, что мне больше не нужен отец, а в том, что мой инстинкт требует от меня, чтобы я его возненавидела. Все с точностью до наоборот. Я любила отца так сильно, что никогда, никогда не была готова к тому, чтобы вычеркнуть его из своей жизни. Разглядываю в темноте потолок, ожидая, когда меня сморит сон, и мучительно решаю для себя еще один вопрос. Если я не могу доверять своему внутреннему голосу, то кому же тогда мне вообще доверять?
Глава двадцать вторая. «Свет, который никогда не гаснет» – рок-группа The Smiths
– Может, твоего отца уже нет в живых, – осторожно предполагает Питер. Он позвонил мне на следующий день из Беркшира как раз в тот момент, когда я гуляла. Само собой, я не стала расспрашивать его о Джинджер. Вдруг она тоже отправилась в эту командировку вместе с остальными членами его команды? Собственно, какое это имеет значение? Но в глубине души, в самых дальних ее закоулках, мысли о Джинджер продолжают терзать меня. Прежняя Нелл наверняка спросила бы напрямую: Джинджер с тобой? Но ведь новая Нелл стала более терпимой, она изо всех сил старается доверять близким людям и по мере сил все делает так, чтобы старые раны поскорее зарубцевались и остались в прошлом.
– Ну и что это меняет? – спрашиваю я, прижимая палец к уху, чтобы сигналы проезжающих машин не мешали разговаривать. Зарядил мелкий дождь, холодные свинцовые облака, обложившие небо со всех сторон, нависли над самой землей, мешая дышать полной грудью.
– Да ничего не меняет. Просто я говорю, что, возможно, его уже нет в живых. Вот поэтому он и не позвонил, не приехал к тебе после авиакатастрофы.
Какой-то парень, проходя мимо, отпихивает меня в сторону. Дескать, не путайся под ногами, дай дорогу. От неожиданности зонтик почти падает мне на лицо, еще немного – и я спицей проткнула бы себе глаз. Я поворачиваюсь и свободной рукой луплю его по спине. Но он идет дальше как ни в чем не бывало. Пожалуй, он и не заметил, что толкнул меня. И никак не отреагировал на мою сверхчувствительную реакцию на это случайное столкновение.
– Не может быть, чтобы он умер. Папа жив, – вздыхаю я в трубку. Меня раздражает то холодное безразличие, с которым Питер рассуждает о моем отце. Но одновременно его предположение о том, что отца больше нет, снимает с моего сердца какую-то тяжесть. Ведь смерть – это единственно достойное объяснение, способное убедить меня в том, что я не права. – Несмотря на его отшельнический образ жизни, кто-нибудь да дознался бы о том, что он умер. Сообщили бы в газетах. Так или иначе, но мы бы знали.