Тогда кто? Отец? Сама мысль об этом кажется абсурдной. Но вдруг? Ближе к утру я, снедаемая бессонницей, впала в самую настоящую ярость на саму себя. Сколько еще я буду носиться с этими детскими фантазиями о том, что мама не права, она ошибается, и рано или поздно отец после стольких лет разлуки объявится и даст о себе знать. В четыре часа утра поднимаюсь с постели и завариваю себе крепчайший кофе, самый крепкий из тех, что может вынести мой желудок. В пять утра перекочевываю на диван в гостиной и до момента прибытия Андерсона разглядываю картину отца, висящую над камином.
Водитель высаживает нас в самом начале Шестьдесят Шестой улицы неподалеку от знаменитого ресторана «Таверна на лугу». В тупике рядом со входом в Центральный парк стоят три экипажа с впряженными лошадьми. Лошади явно маются от безделья, вид у них какой-то подавленный, и они вяло переступают с ноги на ногу. Кучера в ожидании клиентов коротают время за сигаретой на ближайшей скамейке. Все дорожки и бордюры усыпаны ярко-желтой и оранжевой листвой. В воздухе пахнет чем-то горелым, будто кто-то поблизости жарит на огне тыквы, причем поднял трубу своей походной печки на такую высоту, что того и гляди скоро весь город пропахнет дымом. Джейми уже поджидает нас в компании моей матери и Рори. Обе они по очереди будут излагать свои версии моей истории, либо опровергая мои слова, либо соглашаясь с ними. Все трое машут нам руками, и мы направляемся прямиком к ним.
Мама в знак приветствия целует Андерсона, а меня начинает душить в своих объятиях. Я вдыхаю запах пачулей или чего-то, похожего на масло пачулей, и подавляю в самом зародыше позывы на рвоту.
– Нервничаешь? – интересуется у меня мама. – Просто я вспомнила, как ты заставляла себя расслабиться, если сильно нервничала, когда была подростком. – Я вырываюсь из ее объятий и смотрю на мать. – Тебя же могли вывести из себя любые пустяки! Мелочи. Разного рода идиосинкразия. – Мама хлопает в ладоши, и я отчетливо вижу, как дрожат ее руки. Она сама нервничает. – Ты тогда начинала петь. Тут же на ходу сочиняла свои песенки, подбирала мелодию, сама придумывала текст. Бывало, захожу к тебе в комнату накануне начала нового учебного года, или ты собираешься на какое-нибудь головокружительное свидание, или еще что, а ты стоишь у окна, погруженная в себя, и поешь.
– Спасибо, мама! – Я целую ее в щеку. Само собой, мне понятно и без слов, что мама изо всех сил старается мне помочь. Вполне возможно, музыка действительно способна расслабить меня. Ведь, по ее словам, когда-то она была для меня бальзамом от всех душевных ран. В любом случае я благодарна маме за этот бесхитростный совет. Оказывается, не так уж это и сложно – быть кому-то благодарной даже по пустякам. Чувствую, что новая Нелл и прежняя Нелл борются между собой в поисках компромисса, некоего усредненного варианта оптимальной линии поведения. Но сама я пока еще мечусь в неопределенности, не зная, к какому берегу пристать. Я снова целую маму. Еще одна благодарность за все в моей жизни, такой своеобразный акт признательности за то, что она для меня сделала.