– О боже… – прошептала леди Амелия. – Какие у вас странные идеи!
Тут леди Элизабет снова закричала, и её невестка поспешила на зов словно марионетка, которую дёрнули за ниточки. Когда она удалилась, я обнаружила, что Матильда разглядывает меня с огромным интересом, будто настенный гобелен. Я взмолилась, чтобы она меня не узнала.
– Ты самая уродливая девочка, которую мне доводилось видеть, Брокколи, – заявила она после долгого молчания. – Ты правда в родстве с испанским королем?
– Совершенно определённо, – сказала я. – Мы очень близки. Просто как сёстры.
– Ничего не понимаю, – сказала Матильда. – Но если меня ненавидят все друзья, чего же ждать от тебя.
– Если тебе от этого легче, я почти не сомневаюсь, что вскоре не смогу тебя и на дух переносить.
Матильда нахмурилась:
– Ты мне кое-кого напоминаешь.
– Уверена, какую-нибудь неподражаемую девушку. Которую никто в целом мире не понимал.
– Одну чокнутую. – Матильда заглянула в зал. – Ты знаешь, почему мы не устраивали приёмов в этом доме целых десять месяцев, Брокколи?
Я кивнула:
– Об этом писали во всех газетах. Твоя двоюродная сестра Ребекка трагически погибла.
Матильда развязала и снова завязала ленту в волосах. Её карие глаза сверкнули.
– Она вся сморщилась и иссохла прямо у нас на глазах. И умерла. По крайней мере, мне так кажется.
– У тебя есть сомнения? – мягко спросила я.
– Конечно, нет. – Матильда снова ожгла меня сердитым взглядом. – Идём, Брокколи, я покажу тебе настоящий дурдом.
Матильда отперла дверь и жестом предложила мне зайти. В комнате всё было так, как я помнила, однако у меня вырвался тихий возглас изумления. Аккуратно прибранная спальня, бронзовая кровать – и целый загадочный лабиринт часов. Часы занимали всю поверхность стен, пола, столов и комодов. Часы медные и серебряные, с кукушкой и дорожные. Все они тикали строго в унисон, и казалось, в комнате бьётся сердце.
– Потрясает, верно, Брокколи? – спросила Матильда.
Я испытывала вовсе не потрясение. Мной овладела печаль. Я думала о том, как в эти самые минуты моя подруга страдает во Дворце Проспы. В доме, где нет надежды, как она мне сказала. Я не знала, какие именно ужасы там творятся, знала только, что жизнь тех, кого звали Панацеями, была настоящим кошмаром. Исцеляя жителей Проспы, поражённых болезнью под названием Тень, они с каждым разом таяли, истончались, и наконец от них не оставалось ничего.
– Чья это комната? – спросила я.
– Моей двоюродной сестры, – сказала Матильда.
– А часы?
– Был у неё какой-то глупый заскок насчёт часов и её мамы. – Матильда прошла среди расставленных по полу часов к окну. – Но этот дом вообще странный. И странные дела тут творятся.