Однажды мисс Блант, наша учительница французского, вызвала Лондон к своему столу, потому что увидела, как та рисовала в своей тетради. Она заставила Лондон показать свой набросок всему классу: на фоне перекрестных штрихов и растушеванных каракулей была нарисована обнаженная девушка с кровожадными глазами и острыми, зазубренными ребрами, ее соски свисали, как еще одни пальцы, ногти были черные, как от болезни.
Он, этот рисунок, был гротескным, в чем-то даже оскорбительным. Мисс Блант смотрела на разлинованную страницу, сердито тыча в нее синей шариковой ручкой, оставляя в ней дырки, и на своем резком, нарочито громком французском спрашивала Лондон: «Qui est-ce?»[4] Снова с негодованием тыкала в страницу. И снова спрашивала, с еще большим выражением: «Qui est-ce?»
Мы напрягали мозги, силясь вспомнить, что это значит – что-то из другого французского, который не нужен был нам для экзамена, – но Лондон знала этот вопрос и знала, как на него ответить. Она печально покачала головой и сказала: «C’est moi». Это я.
У этой девчонки явно были какие-то проблемы.
А так я почти ничего о ней не знала. Ходили слухи, что как-то раз она приняла пять доз ЛСД и нарочно пришла в школу, типа такой ходячий биологический эксперимент, который, как по мне, провалился, потому что она не досидела и до четвертого урока, которым стояла физкультура. Еще народ говорил, что она пила с шестого класса, но это скорее был комплимент.
Я наверняка видела ее и за пределами школы. Она знала друзей Руби, и ее можно было заметить на задних сиденьях их машин, когда они катались вокруг Грин. Кроме того, она дружила с Оуэном – это уже невозможно было не заметить, – парнем, которого я изо всех сил старалась забыть, ибо он едва замечал меня. И еще, я уверена, как-то раз она одолжила у меня ручку, но так и не вернула.
Я знала, что той ночью она тоже была у водохранилища, хотя ее никто не приглашал.
Это все, что я знала.
Через несколько недель после того, как я переехала в дом папы и мачехи в Пенсильвании, мне пришла посылка от матери. Она снова бросила пить и, наверное, решила показать, что скучает по мне, типа такой жест ради меня. Но он никак не исправил ситуацию. Это был пакет с хламом, а не посылка с гостинцами: россыпь перьев и бус из магазина товаров для рукоделия, где она работала по выходным; камешек из, как я полагала, Мельничного ручья, на котором был слой пыли нашего городка; какой-то менструальный чай (серьезно?); потрепанная книга о тотемных животных (ее тотемом была воробей, говорила она, и взяла себе название птицы в качестве нового имени; Руби же говорила, что на самом деле ее тотем – вампир, летучая мышь); и ничего от Руби.