– Любила, – поправила меня Лондон, – любила читать журналы.
– Любит, – поправила ее я.
Я посмотрела мимо нее, на воду перед нами. В ночи казалось, что она бескрайняя, так что не было никаких причин думать, будто бы можно переплыть водохранилище – это никому не под силу.
– Только вот проблема в том, что они намокают, – продолжала я. – Страницы слипаются, и так их почти невозможно читать.
Лондон вскинула руки к небу.
– Я знаю, что должна жалеть тебя, но больше не могу! Ты разыгрываешь этот спектакль только затем, чтобы привлечь к себе внимание! Но знаешь что? Это не работает!
Она говорила это стоя спиной к воде – черной, как нефть, в такой же черной ночи – и очень близко к кромке воды. Руби бы не понравилось, если бы я стояла так, пятками почти в воде.
Лондон не следовало этого делать. Ее можно было просто толкнуть.
Но прежде чем я успела что-то сделать, даже прежде чем я смогла подумать об этом, из водохранилища раздался еще один всплеск, совсем близко, у камней, прямо там, где мы стояли. Это могла быть рыба, а может, просто шелест ветра – все что угодно. Тем не менее я не ожидала этого, и звук испугал меня. Лондон в ужасе подпрыгнула, поскользнулась и животом плюхнулась в холодное мелководье, на фонарик, пивную бутылку и все остальное. Ее крик ударился о воду и отскочил нам в лица. Эхом отразился от камней на этом и на том берегу. Пролетел через небо. Пронесся через наш город и улетел в соседний округ.
Так много шума! И жителям Олив приходилось его слушать – кто же будет спать под такое? Они собрались на своем собственном Виллидж-Грин: мальчики и девочки, мамы и папы, дочери мэра – старшая сестра Уинчелл по-прежнему присматривала за младшей, как Руби, как я притворялась, продолжала присматривать за мной, – и подняли глаза на свое водянистое ночное небо, которое висело под нашим, на поверхности воды, на тощие ноги Лондон, на ее костлявые лодыжки в полосатых носках, до которых так легко достать.
Несколько месяцев назад Руби сказала мне кое-что, о чем я никак не могла перестать думать. Баланс, сказала она, все дело в балансе.
Берешь – отдавай, толкаешь – будь готов, что тебя толкнут в ответ. Эта девочку за ту девочку. Одно за другое.
Если бы не я – а Руби никогда в жизни бы не позволила, чтобы это была я, – что бы тогда делала Лондон? А может, они передумали и сейчас готовы забрать ее? Сработает ли это, если я брошу ее в воду? Если я это сделаю, то выйдет ли на ее место та, которую я хочу увидеть больше всех на свете? Одетая ночью в промокший сарафан, с синими коленками, с кольцом из сплетенных водорослей на пальце ноги, с длиннющими волосами и новыми веснушками на носу? Задавать такие вопросы неправильно? Стал бы кто-нибудь винить меня за это?