– Еще увидимся, да? – спросила она.
– Да. – Это все, что я смогла ответить. Потому что даже представить себе не могла, что когда-нибудь снова заговорю с девушкой, с которой говорила сейчас.
Я точно была в карьере? Стояла на краю этой ямы с гравием? Держала в руках этот стакан?
Я развернулась и шагнула куда-то в сторону, и вдруг вокруг меня обвились две знакомые руки, в ухе раздался знакомый голос.
– Хло! Ты здесь! – закричала Руби.
Она отстранилась, чтобы взглянуть на меня.
Должно быть, на моем лице застыло какое-то странное выражение, потому что сестра засмеялась, вырвала из моей руки стакан и вылила остатки пива.
– Что ты делаешь! Ты же ненавидишь пену.
Руби выглядела точно такой же, как я ее запомнила, точно такой же, как три недели назад, но вдруг стала для меня какой-то чужой, не в себе, в свете костра ее глаза отливали красным.
– Это… – с трудом произнесла я, – это…
Я показала в сторону кега, не в силах заставить себя произнести имя.
– «Пабст», – подсказала Руби. – На вкус как блевотина, знаю. Но не волнуйся, тебе не обязательного его пить.
– Нет, нет. Я не про пиво.
– О, нет! Поездка в автобусе оказалась еще хуже, чем ты написала? Вы правда чуть не разбились? Потерялись на магистрали? Сбили стадо оленей?
Она отвлекала меня, пыталась заставить говорить о чем угодно, только не о том, что я видела только что прямо здесь и сейчас.
Лондон.
Но Лондон не могла наливать себе из кега стакан пива, в этом я была уверена. Это не Лондон болтала с каким-то парнем. Это не Лондон с полосками на рукавах прикрывала рот рукой, пряча смех. Это не ее волосы были неровно отрезаны, еще больше топорщась клочками, чем я помнила, обесцвеченные еще сильнее, чем раньше, и по-прежнему открывающие оба ее уха. Нет. Это не смех Лондон, хотя и похожий на ее, поднимался над костром и эхом раскатывался по яме карьера. Темная ночь и шум вечеринки играли с моим сознанием, огонь костра вызывал галлюцинации. Я единственная, кто тут был не в себе.
Но потом Лондон подняла глаза и встретилась со мной взглядом. Улыбнулась. Это была она, она, и никто другой.
Лондон, которую похоронили два года назад, каким-то образом все еще была жива и стояла прямо передо мной.
Я взглянула на Руби, чтобы услышать подтверждение, но мы больше не были одни и не могли говорить обо всем на свете.
– Пити, – протянула сестра, – следи за рукой.
К нам присоединился Пит. Он тряс рукой, как будто его только что шлепнули, и говорил:
– Парень может и попытаться, верно?
Руби пристально смотрела на него.
– Нет, – сказала она. – Не дважды. Не со мной.