Может, сама Лондон помнила об этом – хотя как? После смерти сознание перестает создавать новые воспоминания.
До той ночи у водохранилища мы с Руби уже не раз говорили о смерти – о том, как это может с нами случиться, что мы будем делать. Ее жизнь после смерти была распланирована до мелочей: она собиралась наводить страх на кое-каких родственников, изображать полтергейст в домах своих арендодателей и школьных учителей и играть в «кто первый свернет» с машинами. Она хотела, чтобы в честь нее назвали какую-нибудь дорогу, а лучше мост, и по своему завещанию намеревалась отдать мне все, что имела. Видимо, сестра считала, что навсегда останется такой, какой была: никогда не выйдет замуж и у нее не будет детей, уж точно никогда не покинет наш маленький городок в горах и никто, кроме меня, не будет вспоминать о ней. Я говорила, что все будут ее помнить, особенно если какой-нибудь мост назовут в ее честь.
Руби хотела, чтобы я знала, что ее надгробный камень должен был быть изготовлен из розового гранита, даже если это влетит в копеечку. Либо розовый, либо вообще никакого камня. И она уже даже придумала надпись, которую отдала мне на хранение:
здесь покоится
Руби,
возлюбленная сестра Хлои,
служащая автозаправочной станции,
которая потрясающе целовалась
(можете спросить любого)
А для тех, кто собирался приносить цветы, внизу нужно было добавить маленькую приписку о ее предпочтениях:
Сестра очень конкретно описала, каким должно быть ее надгробие, но ей совершенно не понравилось, когда я попыталась сделать то же самое. Я не могла ни выбрать цвет, ни сказать ей, что должно быть на нем написано, потому что она не хотела знать, что это будут за слова, ни в этой жизни, ни в следующей, если возможно, что мы проживаем несколько жизней, во что, кстати, Руби верила.
Собравшись у склепа, друзья Лондон передавали друг другу косяк с травкой. Я из вежливости взяла его, когда подошла моя очередь, едва затянулась и протянула его следующему. Отпустила бы меня Руби, зная, что мы поедем на кладбище, будем курить травку, обмениваясь слюной, и я буду кашлять дольше остальных, не зная, как избавиться от сухости и щекотания в горле? Руби курила травку, но это не означало, что мне тоже можно. Она делала много чего, что я не должна была повторять за ней. Ей не мешало, что при этом я могла находиться в одной с ней комнате – наверное, она ожидала, что я попросту отвернусь.
Но сейчас я была здесь без нее, и мне не нужно было отворачиваться. Мои глаза стали видеть четче, ярче.
И наверное, потому я вдруг поняла, что пялюсь на Лондон.