— Ноги вытерли? — спросила она и, не получив ответа, добавила: — Что вам опять от меня надо?
Мегрэ молча протянул ей постановление на обыск.
Она прочла его раз, другой, третий.
— Не понимаю, что это значит. Что вы собираетесь делать?
— Произвести обыск.
— Вы хотите сказать, что будете рыться в моих вещах?
— Поверьте, я весьма сожалею.
— Я вот думаю, не позвать ли мне адвоката.
— Это будет означать, что вам есть что скрывать. Лапуэнт, не своди с нее глаз и не позволяй ни до чего дотрагиваться.
В углу комнаты возвышался шкаф для посуды в стиле Генриха II, верхние дверцы которого были застеклены. Здесь она держала рюмки, графин и фарфоровый кофейный сервиз в крупный цветочек.
В ящике справа хранились ножи, вилки, ложки, пробочник и три разрозненных кольца для салфеток. Прежде приборы были посеребренными, но теперь серебро облезло и проступала медь.
Куда интересней был ящик слева: фотографии, документы. На одном из снимков была запечатлена чета.
Госпоже Блан было лет двадцать пять, и хотя она уже тогда была далеко не статуэткой, все равно было трудно предвидеть, в какого монстра она превратится со временем. Она даже улыбалась, стоя вполуоборот к мужчине со светлыми усиками — видимо, мужу.
В одном из конвертов Мегрэ обнаружил список жильцов с ценой за квартиру против каждой фамилии. Под стопкой открыток он нашарил какую-то корочку: это была сберегательная книжка.
Первые вклады сделаны много лет назад. Сперва они были весьма скромными: десять, двадцать франков, затем на книжку регулярно стало поступать по пятьдесят франков ежемесячно. В январе, месяце новогодних подношений, сумма колебалась между ста и ста пятьюдесятью франками.
Всего накоплено было восемь тысяч триста двадцать два франка с сантимами.
Ни вчера, ни позавчера вкладов сделано не было. Последний датировался двумя неделями назад.
— Ну что, теперь вы довольны?
Не давая себя деморализовать, Мегрэ продолжал поиски. Внизу шкафа хранилась посуда и стопка скатертей в клетку.
Он приподнял бархатную скатерть на круглом столе в поисках ящика, но ящика не было.
Слева от двери телевизор. В столике под ним — обрывки бечевки, кнопки и несколько гвоздей.
Вторая комната служила не только кухней, но и спальней: за старой занавеской в углублении стояла кровать.
Здесь Мегрэ начал с ночного столика, где обнаружил лишь четки, молитвенник и самшитовую веточку. Ему понадобилось некоторое время, чтобы догадаться о ее назначении. Ну конечно, ее макали в святую воду, когда умирал кто-то из родных; она сохранила ее в память об умершем.
Было трудно представить, что вот у этой самой женщины когда-то был муж. Еще труднее — что она, как и все, была ребенком.