— Ну какие планы на сегодня у нашей Сахарной сливки? — спросила она, открывая баночку колы. Серебряные браслеты Саны съехали с руки на запястье и звонко звякнули о баночку. — Опять белье?
— Не сегодня.
— Это хорошо. А то, сдается мне, однажды придется платить за тебя залог и вытаскивать из тюрьмы. Ты ведь это понимаешь?
— Меня не поймают. Я тихая, как рыбка, быстрая, как мышка.
Она улыбнулась, но сказала:
— А если серьезно, мне стоит за тебя волноваться? Как твоя подруга и дипломированный социальный работник, я обязана спросить. По закону.
— Мне просто нравится делать это, — ответила я, пожимая плечами. Больше она не стала спрашивать. Я не рассказала ей о других вещах, которые делала в последнее время: о том, как выругалась на женщину с ковриком для йоги в супермаркете за то, что она громко фыркнула, увидев содержимое моей продуктовой корзины, и о том, как сунула в сумку кирпич, брошенный в окно «Дома Каллиопы».
— Я тут хотела спросить тебя кое о чем, если ты не против поиграть в социального работника еще пару минут, — начала я. Рассказала, что мне звонили из кабинета врача, но я так и не отменила операцию. — Как я пойму, что Алисия, худышка во мне, действительно умерла? Что, если однажды она воскреснет?
— Как зомби? Чтобы убить зомби, надо выстрелить ему в голову.
— Не сработает, — решила подыграть я. — Она жила внутри меня, помнишь? Чтобы убить ее, придется самой приставить дуло к виску.
Я вновь перешла на серьезный тон и постаралась объяснить Сане, чего я, собственно, боюсь. Жизнь в «Доме Каллиопы», новые друзья, мысли, ощущения были сейчас для меня в новинку, но что, если однажды они потеряют для меня привлекательность и я опять начну грезить об Алисии? Это казалось невозможным, особенно сейчас, когда я сидела в кафе с Саной, но я не могла заглянуть в будущее.
— Жизнь — странная штука, и она никогда не бывает простой, Плам, — сказала Сана, — но иногда наступает такой момент, когда что-то в тебе меняется, и ты не можешь вернуться назад. Думай обо всем этом как о переходе на новую ступень.
Мне нравилась идея внезапного изменения и перехода на новую ступень.
— Но как я пойму, если это случилось? Действительно. Необратимо.
— Если ты не уверена, значит, этого еще не произошло. Ты все еще в движении.
В движении, в пути — именно так я себя и чувствовала. Сана помогла мне понять саму себя. Я знала, что она поможет.
Она заметила мой ноутбук, и я объяснила, что собираюсь перепечатать то, что написала в блокноте. Но о своем желании написать книгу я умолчала. Идея была слишком нова даже для меня, не говоря уже о том, чтобы делиться этим с кем-то. Сана рассказала, как продвигается сбор средств для клиники. Она планировала управлять нью-йоркской клиникой несколько лет, а затем вернуться в Иран, чтобы открыть клинику и там. Мне не хотелось думать о том времени, когда Сана уедет.