Появилась Тамрин с флаконом духов в руках.
— Быть беременной — отстой, — страдальчески протянула она, когда Джулия закрывала за ней дверь.
Когда послышался звук поднимающегося лифта, Джулия уперлась лбом в дверь, закрыла глаза и выплюнула: «Шмара!», затем повернулась ко мне:
— Два года назад я защитила кандидатскую по феминологии. Но никого в этом гадючнике не интересует, что у меня научная степень из престижного университета. И вот я здесь, днями сортирую тушь и помаду на складе без единого окна. Посмотри на меня, — устало вздохнула Джулия. — Эта одежда, эти крашеные волосы, эти гребаные шпильки. Пойми, в своей настоящей жизни я бы никогда так не одевалась. — Джулия покраснела, на лбу у нее выступили бисеринки пота, несмотря на прохладу склада. Она утерла лоб и обмахнулась рукой, подгоняя к себе холодный воздух, затем потянулась к своей сумочке визажиста. Вид у Джулии был изможденный, кожа бледной, под глазами ее залегли темные круги — вероятно, оттого, что она проводила почти все свои дни на подземном складе, вдали от солнечного света. Она была все равно что шахтер в «модной» угольной шахте, погребенная под землей среди залежей блесков и теней.
— А как со всем этим связана Верена Баптист? — снова спросила я.
— Да никак, — ответила она, забрав у меня клипборд и повесив обратно на крючок на стеллаже. — Так, больше никаких вопросов. Встань у стены. — Она двинулась на меня, вытесняя назад, пока я не уперлась в бетонную стену. Мы с Джулией были одного роста, стояли лицом к лицу. Волосы Джулии, каштановые со светлыми карамельными прядями, волнами опадали на плечи. Она взяла меня за подбородок и слегка откинула голову назад. — Открой рот, — приказала она.
— Чего? — промычала я.
— Сделай так, как я прошу.
Левой рукой она придерживала мой подбородок, правой искала что-то в сумочке. Я приоткрыла рот и закатила глаза; вскоре я почувствовала, как кончик карандаша скользит по губам — сначала непривычно царапая, затем мягко и приятно. Я чувствовала, как дыхание Джулии шевелило волоски на моей шее, когда она красила губы прохладной помадой.
— Тебе идет этот цвет, — вставила она. — У тебя бледная кожа. Как лепестки белой розы.
Я залилась румянцем.
— Неужели тебе никто не говорил, что ты красивая? — удивленно спросила Джулия.
Я отвернулась, но она притянула мой подбородок к себе, внимательно всматриваясь в лицо.
— Какого цвета твои соски?
— А?
— Соски? Какого цвета?
— Р-р-розовые, — смущенно протянула я. Никто раньше не спрашивал меня об этом.
Джулия вытащила из сумочки палитру румян и показала мне: