— Если бы препарат был доступен в Америке, а ты бы не собиралась делать операцию, ты бы стала его принимать, зная обо всех опасностях?
Если бы я знала, что таблетки действительно работают, я бы улетела в Париж первым же рейсом. Но вслух я, естественно, этого не сказала.
— Вполне возможно.
— Но почему?
— Потому что мне не нравится быть голодной. Я хочу, чтобы голод ушел.
Верена черканула пару строк в блокноте и убрала таблетки обратно в сумку. Затем она выпрямилась, закинула ногу на ногу и молча уставилась на меня. Она хотела, чтобы я начала рассказывать про себя — я знаю, как работают психотерапевты.
Вместо вступления я выпалила:
— Меня не домогались. — Я подумала, что лучше сразу это озвучить. — Врачи всегда предполагают, что ко мне приставали мужчины и поэтому я т… такая. Меня не домогались и не насиловали; просто хочу, чтобы ты знала.
Я говорила, а в голове слышала насмешливый шепот девчонок из школы: «Кому в голову придет насиловать ее?!»
— Понимаю, — кивнула Верена. — Твой избыточный вес не является следствием какой-то глубокой психологической травмы. Ты говоришь со мной, помнишь? На днях я была на конференции, где рассказывали, что жир защищает женщин от нежелательного внимания со стороны мужчин. «Женщины носят жир подобно броне!» — выдал известный психотерапевт.
Я представила себя Жанной д’Арк, которую играла в третьем классе в сценке на уроке всеобщей истории.
— Но я всегда была такой. С самого начала.
— Как твоя бабушка, знаю. Давай двигаться дальше.
И снова тишина. Она ждала, что я расскажу еще что-нибудь. Я вспомнила об алом платье на кровати. Я знала, что она его видела. Я решила, что будет лучше, если я сама подниму эту тему.
— Платье на кровати мое, — сразу выболтала я, будто слабонервный преступник, прижатый к стенке. — То есть оно для меня.
Не было смысла врать, что это подарок для кого-то другого.
— Ты покупаешь одежду, которую сможешь носить после операции?
— У меня целый шкаф, — кивнула я.
— Я не удивлена. Ты веришь, что внутри тебя заключена худышка, которая жаждет, чтобы ее освободили.
— Ты сейчас говоришь как Юлайла.
— Ты впитала в себя ее идеологию, не так ли?
И снова в сознании всплыла худенькая Юлайла с великанскими джинсами в руках. Та-дам!
— Как зовут ту худенькую женщину, которая заключена под всеми этими слоями жира?
— Она не отдельный человек, она — это я. Ну или будет мной. Скоро.
— Хорошо-хорошо, но давай все же дадим ей имя.
Я хотела было фыркнуть, но потом вспомнила, как, еще будучи подростком и последовательницей Юлайлы Баптист, думала о будущей себе как об Алисии.