Не стесняясь матери и сожителя, Песцов заговорил с Таней через дверь.
– Хватит дурить, поехали домой! Как ты с ребенком тут жить будешь?
– Вот именно! – поддержала мать, осмелевшая в присутствии Песцова.
Таня не отвечала.
Песцов еще что-то говорил, стучал, молча стоял, давая Тане возможность подумать. Опять стучал и говорил.
Таня наконец подала голос:
– Сейчас милицию вызову!
– А милиции давно нет! Полиция давно же! – захихикал сожитель, узкоплечий мужичок в тренировочных штанах с белыми лампасами.
Уговорить не удалось, Песцов уехал.
Каждый день звонил или приезжал. Она не брала трубку и не открывала дверь.
Через неделю вернулась.
– Тут тоска, а там вообще сдохнешь, – сказала она. – Давай, что ли, выпьем за перемирие?
Что ж, выпили.
И Песцов сказал Тане, что любит ее несмотря ни на что. И всегда будет любить. И всё ей простит, если только, конечно, она будет с ним жить и не будет приглашать одноклассников в его отсутствие.
– Мне сейчас очень плохо, Таня, но я всё равно счастлив, – сказал он.
Таня серьезно слушала, пила, не пьянея. На все его речи ответила так:
– Жалко мне тебя, Володя. Я тебе всю жизнь испорчу. Всё, что ты мне говоришь, ничего этого я тебе не обещаю. Даже врать не буду. Я пришла, потому что деваться некуда.
– Ладно, – сказал Песцов. И повторил: – Ладно, пусть пока так.
– Да не пока, а вообще!
– Хорошо.
Песцов на всё был согласен, лишь бы она успокоилась и осталась.
Искупал Олечку, одел во всё чистое, покормил, уложил спать.
С виноватым лицом лег возле Тани, которая благоухала не только спиртным, но и духами.
– Помнишь, ты сказал, что от меня псиной пахнет? – повернулась к нему Таня. – Никогда не прощу!
– Мало ли что со зла…
– Женщины такого не прощают, понял? Лучше бы ты меня назвал… – и она перечислила все похабные по звучанию и смыслу слова, которыми называют изменяющих, нечестных, коварных женщин. – Лучше бы это. А ты меня с собакой сравнил, с животным. Ты меня унизил.
– Прости. Я же так не думал, я просто…
– Всё, молчи! Иди ко мне, несчастный.
4.
Прошло три года.
В город приехал представитель государственного архитектурного надзора Бармин, мужчина предпенсионного возраста, истомленный командировками и хронической язвой. Его встретили на вокзале, отвезли на стройку. Там Бармина ждал человек, лицо которого показалось ему знакомым. Он вопросительно вглядывался, а человек шел навстречу, улыбаясь и протягивая руку:
– Я это, я, Дмитрий Васильевич! Песцов Владимир!
– Точно! Надо же, не узнал, а ведь лет десять вместе работали! И не сказать, что ты очень изменился. Кем тут подвизаешься?