Счастье-то какое! (Букша, Быков) - страница 139

– Нет, не жду. А может, и жду, пока непонятно, – вечер беззвучно накатывает волнами и шумит бризом.

– Какой вы таинственный. Мне никогда вас не понять, ведь вы в армии служили.

– Да нет там ничего, чего понять нельзя.

– Нет, есть! Вы и сами знаете, просто из скромности молчите.

– Какая вы понимающая девушка, не часто такую встретишь.

– Ах, ну что вы! Вы мне льстите.

– Нисколько. Вы выйдете за меня замуж?

– Конечно, с удовольствием. У моей подруги сын служил, и все так переживали. А теперь гордятся.

– Чем же тут гордиться? – сова пританцовывает, двигаясь в такт одной ей слышимой песне.

– «В этой жизни отслужить не ново, но косить, конечно, не новей!» – это из их переписки.

– Я догадался, из чьей это переписки, – в квартире совсем темно. Разноцветные частицы слились в плотный наливной вечер, с узором ковра на дне.

Мария Степанова

Золотое зеркало

«Как на блошином рынке тряпку счастливу…»

Как на блошином рынке тряпку счастливу,
Вдруг себя обнаружишь – ах, хороша!
То растянусь, то сожмусь я аккордеоном,
То побегу, то рыдаю – умею всё!
И разлетишься, не зная, чем бы потрафить,
Схватишь – роняешь, сядешь – и снова вскочишь,
Да и стоишь, как царский дуб за решеткой,
Ах, междустрастья в сладостном промежутке.

«Как когда в ныряющем стекле…»

(Полчаса пешком)
Как когда в ныряющем стекле
Показался самый первый глетчер,
Весь автобус, как на амбразурах,
У окна, и дышим полуртом,
И показывают, показывают,
То справа, то слева, то снова,
Неутомимую белизну.
И стыдно, но слезы просыпались,
Так пешком, восстанавливая дыхание,
Постепенно выпрямляясь и спеша,
Открываю незапамятные форточки,
Выметаю невидимую пыль.
Встанешь во тьме, как вечером на даче,
Слушаешь время, слушаешь кровь.
И всё, что было, только о-е-а-е,
Книжка-раскраска, ну и что.
Крутится-вертится шар голубой,
Крутится-вертится над головой,
Крутится-вертится, хочет упасть,
Не умолкай, не умолкаю.

«Каждая тварь в нашей округе…»

     Каждая тварь в нашей округе
     – Цветочна, древесна, кустова —
     Стоит на ноге, в ледяной подпруге,
И выхода ждет простова.
Сирень набирается пороху
И крупного синего праха,
И низко проносится – по руку —
Дыхание смертного страха.
Ива стоит растопыра,
Разбитая, как корыто:
Раззява и простодыра,
Но крестиками покрыта.
Вся дворовая ботаника
Числится переселенцем,
Просит нелишнего пряника,
Спит под одним полотенцем.
Воздуха мало-мало,
Синь горяча, как сыпь.
…И как упоительно пахнет бензином, мама!
И как удвоительно пахнет бензином, сын.

«Вот она, весна, и всё шелушится…»

Вот она, весна, и всё шелушится,
Умывается, умиляется, копошится.
Колоба-коробочки, щёки картошки,