В натопленной бане мыли сенных девок. Их уже ждали казенные венцы и телогреи. Им предстояло рядить невесту.
А для той уже приготовили шелковую белоснежную сорочку, чулки охряные, такого же цвета рубаху до пят с жемчужными и изумрудными запястьями, тончайшего шелка летник с рукавами до полу, с разрезами для рук. В нарочно изготовленной коробочке принесли свадебный подарок жениха — богатое ожерелье с ладами и алмазами: как солнце горит, цветами разными переливается, глаз отвести нет возможности!
Дело оставалось за малым. Портнихи, числом в полдюжину, подгоняли невесте по фигуре широкий опашень тонкого сукна и цвета клюквы, сверху донизу одна к другой пуговки перламутровые пришиты прочно, а ещё поверх наденется подволока сребротканая.
Работа спорилась ладно.
В Спасо-Преображенском соборе тщательно законопатили окна и все щели — ни малейшего дуновения! Натопили до одури, надышали — хоть в обморок вались!
Служил Никита, в новой тяжёлой ризе, необыкновенно трезвый и серьезный.
Сотни огоньков свечей дрожали в позолоте паникадил, подсвечников. Дюжина великанов-дьяконов, исходивших потом и не смевших утереть чело, размахивали тяжёлыми кадилами. На левом и правом клиросе — яблоку упасть некуда. То плечо к плечу стоят хористы, громкогласно и сладко вздымают под высокий купол божественные слова. Ах, лепота неземная!
Разомлевшие бояре старательно крестятся, отвешивают поклоны, бухаются на колени. Невеста — загляденье: статная, красивая.
Государь был хмур. Церковные иерархи и сам патриарх, вопреки всем царевым унижениям, просьбам слезным и угрозам, разрешения на этот брак не дали: православие-де запрещает вступать в супружество более трёх раз!
“Ну, вы за сию строптивость ещё восплачете слезами кровавыми!” — со злобной решительностью думал Иоанн Васильевич.
Иерихонским ревом долголетия возгласил дьякон. Повели вокруг аналоя. Узловатыми пальцами с короткими широкими ногтями Государь взял узкую холеную кисть Марии. И злоба почему-то с новой силой вспыхнула в груди его.
К целованию поднесли большой серебряный крест. Согласно чину, Мария опустилась на колени. Священник Никита, повернув лицо к Государю, нараспев возгласил:
— Дабы душу спасти, подобает бо мужу уязвляти жену свою жезлом, ибо плоть человеческая грешна и немощна!
Стоявшие поблизости Басманов и Мелентьев явственно услыхали:
— Уязвлю, уязвлю!
— Слава те, Господи! — Алексей Басманов тайком подмигнул Мелентьеву. — Венчание к концу идет, ноги совсем уж взомлели.
— Да и с самой зари во рту маковой росинки не было! — сглотнул слюну тот. — Нынче чрево свое потешим, царский стол — обильный.