Антон кивнул, и Моторин пропал в толпе. Сейчас следовало быть как можно ближе к сцене, причём, не со стороны центра. Пока добрался, вновь застучали барабаны, и прямо на него спрыгнул толстый храмовый служитель в блестящем чёрном плаще, но без маски. В руке его было кожаное ведро и стопка вставленных один в один берестяных стаканчиков чуть больше напёрстка.
– Брысь, охотник, – отмахнулся служка рукой со стаканами, и шагнул в проход.
– Раз в месяц Иш-Чель краснеет, – загремел дребезжащий голос со сцены, – даря свою кровь людям. И превращается она в сок жизни, дарящий тепло сердцу и пищу уму…
Перед Моториным появилась рука в чёрном плаще, держащая крошечный берестяной стаканчик. Он машинально взял, и сделал маленький глоток. Такой противной помидорной браги ему не приходилось пробовать никогда в жизни. Вкус был настолько отвратительный, что, только попав в рот, тут же просился обратно. С огромным трудом проглотив содержимое стаканчика, Паша собирался вернуть тару на базу, но служителя рядом уже не было. Он шёл дальше по проходу, активно спаивая прихожан. Путешественник огляделся и заметил, что многие прячут стаканчики в сумки, видимо, в качестве сувениров, а кто-то беспечно бросает под ноги. Он тоже не стал церемониться.
– Фу, – с силой выдохнул он неприятный вкус.
По ощущениям в напитке было градусов семь-десять, даже на минуту закружилась голова, но привычный к нормальному алкоголю организм быстро нейтрализовал токсины.
Наконец, дошла очередь до жрецов. Они под барабанный бой по очереди поднесли факел ко всем светильникам, окружавшим сцену, затем кинули его в камин, теперь набитый дровами. После этого один одетый в балахон здоровяк торжественно поднёс наполненную до краёв ночную вазу Отохэстиса Голосу Маиса. Барабаны били в такт его шагам, придавая сцене торжественность.
Главный служитель припал к чаше на долгих полминуты, после чего оторвался и передал её дальше по команде. Ритмичный «бум-бум» создавал музыкальное оформление каждому жесту этой, несомненно величественной минуты. Наконец, приняли на грудь все. Последними приложились к общей чаше копейщики, после чего с видимой неохотой последний поставил тару на возвышение в центре, и занял своё место.
На сцене остался лишь Голос Маиса и четверо охранников с копьями по углам. Главный жрец с достоинством вышел на авансцену, но опытный глаз Моторина всё равно заметил неровность его походки. И дело явно было не в хромоте.
– Давным-давно, – громким, дребезжащим голосом начал он, – над Землёй, в небесах, шла великая война. На царицу ночного неба Иш-Чель напал злобный Сипакна. Он хотел, чтобы люди жили как звери, не зная семьи, радости, чтобы гонялись по степям и лесам друг за другом и ели подобных себе, мечтал, чтобы на Земле воцарился хаос, как в подземном мире.