Толпа вокруг потихоньку стихла, только кое-где слышались приглушённые короткие высказывания. Барабаны лупили ритмично, но негромко, заставляя прислушиваться к словам жреца. А тот понемногу начал раскачиваться в такт своей речи, покачивая руками и качая головой в маске.
– И упала умирающая Иш-Чель на землю без сил. Засмеялся злобный Сипакна, и ушёл в подземный мир праздновать победу. А Красавица Иш-Чель осталась раненая в глухой степи. И не было у неё ни еды, ни питья, а значит, не было сил исцелиться. Но тут шёл мимо славный охотник. Он увидел лежащую богиню и понял, что ей нужна помощь. Вот только не было у него с собой ничего. И тогда разрезал он свою руку и напоил Иш-Чель человеческой кровью.
Человек в маске стоял на самом краю, опасно покачиваясь. Копейщики висели на копьях, а двое других жрецов вывели на сцену обнажённую пленницу и начали неуверенно приматывать её к возвышению посередине. Моторин мог бы поспорить, что слышит с их стороны неразборчивый разговор и даже, кажется, приглушённый смех. А Голос Маиса продолжал:
– Тогда приняла его Иш-Чель в свой род, назвала сыном, и нарекла имя – Маис. После чего отправила на Землю, учить людей сельскому хозяйству. Только вот что-то плохо у него получается, – добавил он лишённым торжественности голосом. – Толком в этой пустыне и не растёт ничего. А чему тут удивляться, если в городе собрались одни идиоты. Вот ты!
Он протянул руку, указывая на оторопевшего Каравачи.
– Что, трудно было вчера девчонку привести? Сам ведь давно уже не интересуешься, так хоть бы о божьих людях позаботился. Ну скажи, разве ты не идиот?
– Ты что себе позволяешь? – взревел Каравачи.
– А что хочу, то и позволяю. Захочу, и тебя в род к богине отправлю. Ну-ка, – Голос Маиса неловко махнул рукой, видимо, подзывая копейщиков, но никто не откликнулся на его призыв.
Тем временем на помост рядом с Таней укладывали следующую жертву. Моторин с трудом отвлёкся от превратившейся в фарс службы, и безо всякого удивления разглядел лежащего без движения Марата. Только бы не убили, встревоженно подумал он. Паша подошёл уже к самому краю сцены, Голос Маиса вещал где-то над левым плечом. Путешественник присмотрелся и в закатном свете, наконец, разглядел, как поднимается и опускается грудь мальчика. И с облегчением вздохнул.
– Здесь даже дышать тяжело! – Вскричал тем временем жрец, одним движением скинул с головы маску и швырнул её в толпу.
Секунду стояла мёртвая тишина, затем из глубины сцены послышался тихий смех. Кто-то, похоже, пытался сдержаться, но веселье было сильнее и смех потихоньку перерастал в хохот. Его подхватили ещё два голоса, затем ещё. Моторин пригляделся, и заметил, как служители, а за ними и копейщики, с хохотом опускаются на колени.