— Еще посидим здесь?
Малыш кивнул, взялся за отложенные лилии, два самых больших цветка отложил, что-то начал делать с их стеблями, воин молча присел рядом — тоненькие пальчики трудились очень быстро, но воину было незнакомо то, что он делал. Мышонок удовлетворенно кивнул, поднял то, что он сделал — большой цветок висел на перевитых стеблях и надел на шею воина. Наместник лишь покачал головой, но возражать не стал. Пусть играет. Надо будет ему какие-то игрушки в крепости купить, все равно быть с ним постоянно воин не сможет, а выпускать на улицу, даже под охраной — очень опасно, Тварей ненавидят. Эйзе увлеченно плел второй венок. Воин незаметно наблюдал за ним: на бледной щеке — тень от длинных ресниц, мордочка изредка нервно кривится — что-то не получается, потом вновь удовлетворенный вздох — значит, получилось. Какой же он забавный. Мышонок маленький. Эйзе доплел венок, осторожно надел его на свою голову, а вот большой цветок надел перевитием на запястье, взглянул на воина в поисках одобрения. Ремигий засмеялся:
— Хорошо, моя радость, красивый.
Мышонок удовлетворенно кивнул, вытянул руки, отдыхая. Задрал мордочку к уходящему солнцу — пока они бродили, уже вечереть начало. Еще немного — и на лагерь падет тьма, здесь очень быстро темнеет. Воин напряженно сказал:
— Эйзе, пора уходить — поздно уже. Завтра погуляешь.
— Тогда сними венок сам.
Воин кивнул, осторожно снял с волос цветы, протянул мышонку, тот снял свой и вдруг, резко размахнувшись, забросил их в воду — воин не успел его остановить. Наместник зло спросил:
— Что ты удумал?
Мышонок покачал головой, тихо ответил:
— Но в лагерь же так нельзя. Ты цветок оставишь или снимешь?
Воин кивнул, снял с шеи игрушку, протянул Эйзе:
— Забери, еще можно будет в воду положить. Пусть будут.
Мальчишка пожал плечами, промолчал. Ну да, правильно — какие цветы в палатке у воина, в лагере, там, где произошло насилие, какие цветы, какие венки? Зачем вообще все это? Но мышонок вдруг сказал:
— Если положить в кубок, то да — будут жить. Они в воде долго стоят.
Воин кивнул, поднял Эйзе на руки, прошел по песчаному скату наверх, взял за руку, и они потихоньку побрели в сторону лагеря, Эйзе тянулся сзади, очень неохотно, ему не хотелось обратно в палатку. Ярре подошел к ним уже в лагере, тихо сказал:
— Господин, я приблуд наказал, завтра на облаву не поедут, если возможно, оставь их охранять Эйзе.
— Чтобы втроем они расколотили все, что успели восстановить вчера?
Сотник отрицательно покачал головой:
— Нет, но просто это делать, кроме них — некому.