— Сейчас.
Молочко поставлено возле койки, еда — там же, одежка — в ногах. Оружие убрано. Мышонок сладко спал, но, когда воин склонился над ним, чтобы поцеловать, что-то тихо пискнул в ответ на прикосновение. Воин с усмешкой шепнул:
— Только не разбейся до вечера. Побереги себя. И вина больше не пей.
Эйзе сонно шепнул что-то в ответ. Все. Пора.
Лицо Наместника словно омертвело, как только он вышел из палатки — это внутри он ласкает и нянчится, снаружи — только сведенная во властной гримасе личина. Незачем кому-то еще знать о его слабости, Ярре более чем достаточно. Отряд выехал очень быстро, Наместник торопился — провести облаву и вернуться. Домой вернуться.
Снова деревня, разъезд, оставленный накануне, никого не видел. Снова спешиться и — вперед цепью. И Наместник среди них — как простой воин. Никогда не боялся. Твари просто не знали, что он всегда со своей сотней, в простом доспехе. Иначе бы по-другому охотились. А вот кто на кого охотился — это вопрос. Стрелы свистнули неожиданно, со всех сторон. Слава Богам, что он не разрешал облегчать экипировку летом из-за жары — шлемы и кольчуги многим спасли жизнь. Крики раненых, резкий сигнал рога — твари отзывают стрелков. Сотники криком сбивают своих обратно в шеренгу, перед Наместником намертво вросли двое щитоносцев из сотни Ярре, молча прикрыли его сверху и сбоку. Поздно — воин почувствовал, что по боку течет кровь — боль он давно отучился чувствовать, а вот липкая влага раздражала. Посильнее прижал руку к раненому боку — еще не хватало, чтобы подчиненные поняли, что он ранен. Ярре подбежал, Наместник резко спросил:
— Что?
Ярре отрицательно покачал головой — твари ушли так быстро, что следов почти не видно, и преследовать невозможно. Воин кивнул раздраженно:
— Возвращаемся в деревню, перевяжем раненых, и — в лагерь. Здесь делать нечего.
Похоже, возвращение в крепость отодвинулось на неопределенное время — потому как ясно, что разъезды резать не перестанут, очень близко подошли. Или — некуда деваться, не могут уйти обратно. Надо будет Эйзе расспросить. Мысль, что твари знали, что облава повторится, ему не пришла в голову. Просто не пришла.
Они вернулись в лагерь поздно вечером — пока перевязали раненых в деревне, разослали разъезды по дорогам, — было бы кого ловить, — ведь ушли все. Перед палаткой совершенно мирная картина — Эйзе, сидя на земле, играл с приблудами в ножички. Ну вот, опять, не сообразили подстелить что-то под себя — земля-то холодная. Но зачем сотник охранения рядом, и лекарь сидит недалеко, как-то напряженно смотрит на приближающихся всадников. Ярре тихо позвал: