Вспоминалось ей и то, как горевали, как переживали ее уход из дома родители. Но об этом ей не хотелось думать, и она — сильная — не давала ходу въевшимся в сознание материнским уговорам, отцовским угрозам. Отделаться от них она не могла, но нашла силы, чтобы не дать им мучить себя — она так умела.
…Два года пролетели как один день — солнечный и счастливый. Ровно через два года на пороге их сказочного дома появился хозяин, вернувшийся из загранкомандировки, и попросил их освободить квартиру. И тогда их любовь лишилась крыши, к которой уже привыкла и без которой не могла обходиться.
— Знаешь, милый, — как-то сказала она ему, — мне нельзя возвращаться домой, к матери, к отцу… Неудобно после всего того, что случилось… Давай вместе поищем что-нибудь еще, снимем что-то вроде нашей прежней квартиры, в которой нам было так хорошо. — И когда она так говорила, почему-то надеялась, нет, скорее только угадывала в себе эту надежду, что на этот раз он возьмет на себя хлопоты по поиску новой крыши для их любви. Еще бы! Ведь ему так нравилось быть с ней, когда он захочет и столько, сколько захочет.
И еще хотелось ей сказать (но она так и не сказала об этом, чтобы не расстроить его, не поставить в неловкое положение), что деньги, которые она «наскребала» каждый раз за их квартиру, ей стало добывать все сложнее и сложнее. Во-первых, росли цены, во-вторых, все отложенное уже было взято, все время, которое называется «свободным», израсходовано. Не брать же его из тех драгоценных часов, которые она приберегала на их свидания.
Но она только подумала о том, чтобы сказать ему о своих трудностях, а вслух сказала: «Да ты не волнуйся — все у нас с тобой будет по-прежнему…».
Ему тоже очень хотелось, чтобы все было по-прежнему. И он засуетился, забеспокоился, но хлопоты его были какими-то внутренними: там, внутри, он рвался с места, бросался куда-то, бежал сломя голову. Но очень скоро даже внутри себя бегать надоело. Куда легче было «отбалтываться»: он набирал номер ее телефона и, подбодрившись и придав голосу деловой и озабоченный тон, произносил в трубку, непременно опережая ее, чтобы сразу перехватить инициативу: «Ну как у тебя? — имелись в виду результаты поиска квартиры, и тут же, не дожидаясь, так как отлично знал, что ей в ее нынешнем положении было совсем не до квартиры, объявлял: — А у меня пока ничего. Знаешь, бегал, звонил, теребил всех своих знакомых».
«Ну и?..» — с надеждой вопрошала она.
«Ну и ничего…» — не щадил он ее.
И угасало в трубке, словно таяло ее безнадежное, слабеющее на глазах: «Да?..».