«…Я представляю ранее неизвестную истину…» — расправлялся голос доктора.
«До чего же наивен, — ухватилась за те первые слова Вербина толпа. — Все суета сует… Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги своя. Все реки текут в море, но море не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь. Все вещи — в труде: не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием. Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем… А он, чудак, — «ранее неизвестное»… Однако послушаем его дальше… Как он, однако, неосторожно подставляет висок…»
«…Появилась новая и неожиданная возможность в лечении зубов…»
«Фу, какая гадость, — поморщилась толпа. — Да ведь это мелочь. И впрямь не следовало бы его пускать туда. Подумаешь, зубы! А впрочем, от этих гнилушек порой столько хлопот. Пожалуй, это любопытно — что там у него такое? И все-таки с этим выходить на самую высокую трибуну?.. Но, может быть, все-таки…»
«…без всякого сверления…?»
«До чего же мы дожили, если с этой трибуны стали слушать такое! А ведь были времена — именно отсюда мы узнавали о строении Вселенной, это отсюда нам открывались тайны философии и человеческой мудрости; с этого самого места нас потрясали открытиями неведомых сил природы; здесь нам объясняли тайны биологических процессов, казалось, упрятанных от людей навсегда. Чего только не было, чему мы были свидетелями! Сколько раз у нас замирало сердце, восторгаясь изяществом человеческого разума, гармонией мира, открывавшейся перед нами во всей своей красоте! Сколько потрясений мы испытали, стоя перед этой трибуной, ни на мгновение не забывая вместе с тем свое заученное, вдолбленное в сознание, вмурованное в плоть и переходящее из поколения в поколение: «Бывает нечто, о чем говорят: смотри, вот это новое, но это уже было в веках. Нет памяти о прежнем, да и то, что будет, не останется в памяти у тех, которые будут после…»
Но это самое… «без сверления»… сделало свое дело. Оно пошло по рукам: «без сверления… без сверления… без…»
«Значит, без боли, без мучений?..» — Толпа разглядывала доктора, выказывая свою кровную заинтересованность.
Доктор почувствовал это и несколько раз повторил свое «без сверления», поворачиваясь в разные стороны, чтоб слышно было всем — толпа со всех сторон тянулась к нему.