— Ладно, не будем об этом, — перебила она его. — Не так-то просто объяснить все по телефону. Услышав, что вы хотите приехать, он бы, чего доброго, сразу же отменил приглашение. Макс Марше всего несколько дней как вернулся домой и, уверяю вас, вовсе не горит желанием познакомиться с вами. Тогда он сказал буквально, что надеется никогда не повстречаться с этим сумасшедшим.
— Могу себе представить. Если вы рассказали ему такую же жуткую историю, как вашему другу, то не приходится удивляться.
— Ну да, да. Оставим разговоры про моего друга, — отрезала она довольно нелюбезно. — Я только хочу сказать, чтобы вы были посдержаннее, хорошо? Этого старика не так легко обаять вашими чарами, как мою мать.
Он хотел было что-то ответить, но не успел, она уже положила трубку. Он усмехнулся. Обаять Катрин Лоран было действительно гораздо легче, чем ее строптивую дочь. Мадам Лоран слушала его с величайшим интересом, в то время как Розали с откровенно скучающим видом теребила свою косу и вообще не принимала участия в разговоре. Очевидно, из чистого духа противоречия. Просто удивительно, до чего не похожи мать и дочка — и не только в том, что касается наружности. По-видимому, темноволосая Розали с ее иссиня-черными глазами уродилась в отца.
Хотя Роберт и предпочел бы прогуливаться по берегу Сены в обществе одной только Розали, он все же был благодарен мадам Лоран и ее предусмотрительно-проницательному материнскому взгляду за две вещи. Во-первых, для нее вообще не вставало вопроса, следует или нет профессору-шекспироведу оставаться в Париже в качестве приглашенного преподавателя. И второе — что ему еще больше пришлось по душе — это то, что она видела в нем подходящего жениха для своей дочери, хотя та сама этого еще и не поняла и под конец принялась что-то там лепетать про Рене, с которым у нее в следующую пятницу должен состояться разговор по скайпу.
— Оставайтесь, мсье Шерман, — шепнула ему при прощании мадам Лоран. — У моей дочери непростой характер, но сердце у нее золотое.
Подъезжая в субботу около четырех часов дня к белой вилле с темнозелеными ставнями, женщина с золотым сердцем заметно нервничала. Да и Роберт тоже почувствовал, как им овладевает некоторое волнение. На коленях у него была большая кожаная сумка, в которой лежали обе рукописи. Что ожидает его в этом доме? Было ли в жизни матери что-то такое, о чем она ему не сказала?
Розали резко нажала на ручной тормоз и с чувством выдохнула:
— Ну вот! Начинается самое интересное. On y va! — сказала она и кивнула Роберту. — И, как договаривались, объясняться предоставьте мне.