Париж начинал ему нравиться. Гуляя по этим улочкам Сен-Жермена, которые, не в пример манхэттенским, вились, неожиданно сворачивая то влево, то вправо, проходя мимо бесчисленных магазинов и лавочек, кафе и бистро, чувствуешь, как в тебя вливается живительная сила. Все поражало пестротой и разнообразием, если не сказать — радостной возбужденностью, но главное — все это дышало жизнью. Да, в этот солнечный вторник Роберт Шерман, как никогда, чувствовал радость жизни.
Возможно, дело тут было в воодушевляющем разговоре, который произошел у него накануне с деканом английского факультета. Этот изящный господин небольшого роста, руки которого, казалось, были в непрерывном движении, дал ему понять, что он просто счастлив оттого, что Шерман прочитает у него курс лекций о Шекспире в качестве приглашенного профессора.
— После вашей публикации о «Сне в летнюю ночь» я вами просто ощарован, мистер Шерман, — сказал ему профессор Лепаж на своем забавном английском. — Non, non, не надо так скромно отмахиваться от этих слов, мсье. Мы все сгораем от нетерпения поскорее вас послюшать. Я надеюсь, вы согласитесь? — А заметив нерешительное выражение на его лице, добавил: — Не беспокойтесь, с жильем мы вам поможем.
Возможно, причина внезапного прилива энергии, который, как порыв свежего ветра, подхватил и понес Роберта, заключалась всего лишь в том, что он впервые после приезда в Париж как следует выспался. А возможно, он просто был покорен очарованием этого города, съездить в который, как говорила его мама, — всегда хорошая идея. Да, он был «ощарован» Парижем.
Довольно улыбаясь, Роберт спокойно и без спешки завтракал в уютном дворике отеля, устроившись с газетой в тенистом месте.
Кофе со сливками он выпил как живительный напиток. Багет с хрустящей корочкой, который он намазал толстым слоем клубничного джема, имел живительный вкус. Живителен был и нежный аромат роз, которым веяло во дворике «Каштановой гостиницы». И живительна была очаровательная улыбка дежурной за стойкой регистрации.
Отправляясь со своей рукописью, которая прибыла этим утром в отель, в писчебумажный магазин «Луна-Луна», Роберт неожиданно признался себе, что мысль о предстоящем свидании с немного задиристой владелицей лавочки тоже действовала на него живительно.
Неожиданно оказалось, что лавка закрыта — «по непредвиденным семейным обстоятельствам», — а позвонив мадемуазель Лоран на мобильный телефон, он услышал, что писатель, эта подозрительная личность, в придачу ко всему остальному еще и сверзился с библиотечной стремянки и угодил в больницу. Мадемуазель Лоран говорила из его дома, куда она пришла за кое-какими вещами, и, судя по голосу, была очень встревожена.