Микал подумал и согласился, находя, что в случае неудачи первой попытки пути к отступлению не будут закрыты и что, в конце концов, они могут ещё запереться в городках, подготовляемых к долгой осаде. Решено было идти навстречу москвитянам и сразиться с ними посреди лесов, не давая им времени взять Изкар, куда они двигались по словам посланцев князя Мате.
В Чердын и Урос были посланы гонцы с приказом выступать всем ратникам, во главе с воеводами, к Покче, для дальнейшего следования на Низьву-реку, где стояло вражеское воинство. Приближалось время решительных действий, рисовавшихся воображению пермян страшным и неотвратимым роком, нависавшим над их головами. О Боге христианском все забыли, ибо трудно было представить помощь Бога христианского, если против Перми Великой шли люди под знаменем этого Бога, возлюбившего и возвеличившего народ московский. Даже сами удальцы новгородские забыли помолиться перед походом, к большому удивлению Бурмата, считавшего их добрыми христианами.
— Ну, люди! Перекреститься не хочется им!.. А про наших и говорить нечего... Отшатнулись все от Бога истинного!.. — скорбел воевода и тайком усердно молился, один из всех сохраняя тёплую веру в Господа.
Через сутки к Покче стали подходить толпы чердынских ратников, предводительствуемых воеводой Мычкыном, за которым прибыл и сам Ладмер, пожелавший лично проводить своих воинов в поход на страшных недругов. Пускаться с ними на москвитян Ладмер отказался, сославшись на свою старость и дряхлость, что было вполне справедливо. Из Уроса прибыли немного позднее, причём тамошний воевода, Зыран, привёл ратников вдвое боле того, чем ожидалось, что крайне обрадовало Микала и Арбузьева.
— Совсем как заправское воинство! И счётом не мало тут будет — почти ведь три тыщи наберётся! — воскликнул новгородец, оглядывая разносоставное скопище пермяков, зырян и отчасти других народцев, сошедших к стенам Покчи. — А там ещё Мате нас поддержит!.. Ну, брат, держись Москва!..
— Эх, кабы взаправду нам Москву победить!.. — вздохнул Микал и, присоединив покчинцев к подошедшему ополчению, выступил из Покчи, имея под руками воевод Бурмата, Зырана и Мычкына, начальствующих каждый над своим отрядом.
Арбузьев пошёл впереди, горя нетерпением увидеть москвитян и наделать им всяческих пакостей в отместку за зверства их, сотворённые в новгородской области.
К Мате был послан гонец с предложением немедленно примкнуть со своими силами к общей рати, если тому не помешают москвитяне. А это было дело возможное.
Князь Фёдор Давыдович Пёстрый благополучно довёл своё войско до пределов Перми Великой, считавшейся такою страною, за которою уже начинались места "незнаемые", незаселённые, а может быть, и край света недалеко от неё был, о чём, впрочем, никто не мог сказать ничего определённого. Конечно, поход ему дался недаром: много невзгод пришлось вынести и ему самому, и помощникам его, и всем ратникам рядовым, мёрзнувшим зимой на стуже, достигавшей такой жестокости, что даже дыхание спирало; весной же немало терпели от воды, переполнявшей болота и реки, которые, слившись воедино, образовали безбрежное море, покрывшее наполовину все леса, странно выглядывавшие из этого громадного водяного пространства.