А Тина смотрела так пристально, что Зейна ощутила жар на щеках.
Вечером Зира пришла. Чай уже был заварен, стол украшали цветы, свежее печенье с корицей наполняло дом уютным ароматом. Зейна сразу же, с порога, обняла Зиру.
— Не волнуйтесь, мне не станет плохо, — сказала она, почувствовав напряжение: Зира хотела её отстранить. — Эти крылья подарила мне мама. Теперь вам не нужно прятаться от меня, крылья дают мне такую силу, что всякое недомогание исключено.
Они провели вместе целый вечер, и никаких изменений своего самочувствия к худшему Зейна не отметила. Всё было прекрасно, как в прежние времена. Зира всё ещё была насторожена, а потому попыталась уклониться от поцелуя, но Зейна коснулась её губ своими и обняла со всей нежностью и любовью, которые сияли в её душе.
Крылья давали ей новое, мощное, волшебное вдохновение. Ночные полёты привносили в её творчество нотки таинственности и глубины, мудрости звёздного неба, утренние — светлой, как заря, радости, а днём она взлетала к солнцу и раскрывала ему объятия. Ей казалось, что в эти мгновения её наполняет животворящая сила и любовь, которую она изливала на свои полотна.
Она уже не боялась пристальных взглядов критиков, сравнения со своей матерью. Крылья давали ей уверенность и внутреннюю твёрдость духа, несгибаемость. Она нащупала верный путь.
Слыша в воздухе рокот двигателей, она с улыбкой выходила на крыльцо. Она никогда не упускала возможности полетать вместе с крылатыми машинами, но уже более искусно, не внося в их учебные полёты беспорядка. Её приветствовали покачиванием крыльев, а она выписывала в воздухе сердце, оставляя за крыльями золотой сияющий след. (По желанию она могла его и не оставлять, летая в небе совершенно неприметно). Самолёты стройными рядами пролетали сквозь него, и оно рассеивалось. А иногда она подлетала к машине Тины, и они вместе выписывали в воздухе фигуры, двигаясь одновременно, чувствуя друг друга и угадывая малейшее намерение. Когда они просто летели рядом, их глаза встречались. Зейна улыбалась всем сердцем и душой, и Тина отвечала ей такой же лучистой улыбкой из кабины. Небо не требовало слов, в нём и так всё было понятно. За них всё говорили крылья. Им было легко держать слаженность, синхронность движений, они становились единым целым. Для её полётов Зейне выдали шлем с очками и плотный лётный комбинезон: встречный ветер на таких скоростях был нешуточный.
Общалась она с лётчиками и на земле — в клубе. Каждый из них считал своим долгом быть в неё влюблённым, но всё это было, конечно, не всерьёз — дружеская игра, флирт, доставлявший всем невинное удовольствие. Танцевала она со многими, смеялась их шуткам, перебрасывалась остротами, но лишь единственная пара глаз заставляла её сердце биться — глаза эти смотрели на неё пристально, неотступно, серьёзно и нежно. Принадлежали они Тине. И когда та приглашала Зейну на танец, всё вокруг как будто замирало. Весь мир исчезал, оставались только они — не отрывающие глаз друг от друга, зачарованные, окрылённые.