— А как? — Тут я почувствовал, что надо внести определенные коррективы в тот кусок реальности, который Алина упорно игнорировала. — Чего ты ожидала? Что я буду все такой же? Что буду ждать тебя, зная, что надежды на твое возвращение нет?
— Что ты. Я же не совсем дура, — вдруг спокойно сказала она. — Но я думала, тебе захочется тоже… воскресить… не знаю… то, что было. Пусть и на мгновение. Для меня это имело значение.
— Как и для меня. Но в этом больше нет смысла. Потом ты опять уедешь, а я что? Должен ждать случайных визитов?
— Да, я эгоистка, — эхом отозвалась она.
— Нет, тебя нельзя упрекнуть, только твоего отца, который властный эгоист и перевозит семью как мебель.
— Не говори о нем так, — как всегда, сказала она, правда, без особого сопротивления.
«Как же ты угасла», — хотелось сказать мне.
Из нее ушел весь свет. Что Гонконг сделал с ней?
— С девочками, знаешь ли, всегда так, — добавила она. — Мы не любим отпускать.
— Но ты там, а я здесь. И между нами километры, посольства, визы и люди, которые против нас. В их числе — твой папа. Ты должна понять.
— Я понимаю, — пробормотала она.
Краем глаза я увидел, что по коридору повалили художники. И мелькнула серая шуба Элены. Все выходили на улицу. Алина заметила это оживление, а также то, что мое лицо переменилось.
— Тебе пора?
— Да… думаю, да. Я… — я замер, глядя на нее с извинением и легкой болью, — был рад тебя увидеть. Ты стала еще красивее.
Она улыбнулась, но это была горькая улыбка. Чтобы не чувствовать себя конченой свиньей, я выскользнул побыстрее из кафе, не переставая видеть перед собой ее глаза, полные обманутых надежд.
Элена стояла с кем-то на крыльце, покуривая свои любимые Dunhill. Увидев меня, она снова наполнилась тем самым темным вниманием. Я нерешительно подошел. Ее собеседник ушел куда-то с другими, и мы остались вдвоем. Элена почему-то бросила странный взгляд за мою спину, а я, как всегда, тонул в ней, не замечая ничего.
— Это Алина твоя была, да? — спросила она, стряхивая пепел.
— Да. Она… случайно меня увидела…
И я вкратце рассказал историю ее прибытия и наш разговор. Элена слушала и кивала с отстраненным видом. Мы словно говорили с ней, как раньше, и странное напряжение между нами вдруг пропало.
— Я чувствую себя дерьмом.
— Не стоит, — покачала головой она, — это лучше, чем если бы ты обманул ее, только чтобы не расстраивать. Вот видишь…
— Что?
— Ты изменился за это время. Она — нет.
— Она стала совсем другой.
— Нет, если ждет найти то же, что оставила тогда летом. Это говорит о том, что она не изменилась.
Мы смотрели друг на друга, и легкий ветер трепал ее длинную челку. Элена выкинула сигарету в пепельницу и подошла ко мне.