Я же видел, что Вероника — довольно ушлая приспособленка. Во многом она с вами соглашалась, но не искренне и даже не из-за отсутствия собственного мнения. Скорее, потому, что ей было так удобно. Вероника напоминала мне Яна. Так же быстро, как губка, впитывала информацию и тут же делала из нее какие-то расчеты. Я даже в шутку предложил их спарить, но Алина почему-то сказала, что это гнусно. Может, ей просто не понравилось сравнение.
Вероника внимательно разглядывала меня и слушала наши разговоры. Но даже когда они о чем-то чирикали с Алиной, я чувствовал ее неугасающее внимание ко мне. Лучше Веронику удалось узнать, когда я как-то ушел за мороженым, но имел неосторожность вернуться во время обсуждения меня. Полянка, где мы сидели, была отгорожена парой высоких елей, и вот за ними я и встрял, слушая Веронику.
— Алина, он же проблемный! По лицу понятно. И, потом, вот ты сейчас влюблена, но после что? Я тебе объясню, как он к тебе относится. Он считает, что ему страшно повезло, таким типам вообще приличные девочки редко обламываются. Ты его перерастешь, ну подумай… кто твой отец… и какие у тебя самой планы. А он будет за тебя держаться, буквально за ноги схватится. Я знаю, о чем говорю. Это же история из жизни моей сестры! Было то же самое!
— Он не такой, — сердито отвечала Алина. — Я его знаю. У него другой взгляд на мир, но… он добрый внутри, понимаешь? Но специально себя так ведет, чтобы никто не приставал…
— Ну, как знаешь, дорогая… Мое дело — предупредить. Но этот парень тебе ничего не сможет предложить. Он не обеспеченный, да и с кучей всяких траблов… Намучаешься с ним.
— Прекрати каркать. — И Алина слегка стукнула ее по голове завернутым в пакет батоном.
— Ну спасибо…
Я вынырнул из-за елок, и они стремительно повернулись. У обеих на лицах застыло какое-то растерянное выражение. Я сделал вид, что ничего не слышал. Но про себя подумал: в чем ее интерес лезть в чужую жизнь? Вряд ли она заботилась об Алине. Вероника принадлежала к тем равнодушным людям, которые изображают сочувствие, только когда того требуют обстоятельства.
Позже, воспользовавшись моментом, когда мы остались одни, я честно спросил Алину о том, что услышал. На ее лице мелькнул легкий страх, а затем она затараторила как сумасшедшая:
— Ты что, думаешь, я полагаюсь на других в таких делах? Я не дура и как-нибудь разберусь, кто мне подходит, а кто — нет!
— А почему ты тогда ее вообще слушала?! — возмутился я.
— А что, мне надо было засунуть этот батон хлеба ей в рот, чтобы она молчала?
— Почему бы и нет?
— Да, в этом весь ты, — передразнила она мою гримасу. — Для тебя лучше быть одному, чем пытаться найти компромисс. Она моя подруга. И я благодарна ей за то, что она честна со мной. Это лучше, чем она молчала бы. Но какой из этого последует вывод — уже мое дело.