И я ее давал как мог. Стал звать его с собой шататься по городу. Наблюдал за ним издалека в школе. Двигал этих баранов от него, когда они борзели.
Я чувствовал за него какую-то необъяснимую ответственность. Словно в тот момент в туалете, когда он испуганно уставился на меня, а я — на него, мы заключили безмолвный контракт.
Мы часто торчали в фуд-корте торгового центра, где обычно маялось полшколы, и обсуждали отстраненные от жизни вещи. Мы никогда не говорили откровенно. Возможно, не доверяли друг другу или же просто не видели в этом смысла. То время на берегу лазурного озера было лучшим из всего, что мне довелось пережить с Сашей.
Потом наше общение вдруг приобрело привкус плохо скрываемого отчаяния. Дружба от безысходности? Тогда это и не дружба вовсе.
Возможно, именно благодаря Саше я понял, как на самом деле боюсь и ненавижу одиночество.
— Что скалишься? — поинтересовался я, тоже прислонясь к стене.
Пальцы на автомате нащупали в кармане куртки пачку сигарет.
Улыбка Яна на мгновение погасла.
— А ты больно дерзкий. В штаны не наложил при виде трупа?
Я закурил и выпустил в потолок струю дыма.
— А ты? — спокойно поинтересовался я в ответ.
Ян поморщился и тоже вытащил сигареты. Нам в тот момент было наплевать на всех, а им — на нас.
— Такое дерьмо… — непонятно к чему сообщил Ян. — И зачем… Ты… знаешь?
— Нет.
— Но вы же дружили.
— Он что, должен был мне позвонить, прежде чем полезть в петлю?
— Я в том плане, что, может, у него были какие-то проблемы.
Я потер переносицу большим пальцем и честно ответил:
— Не знаю.
Губы Яна скривились, обнажая щель между зубами, и он недовольно вопросил:
— Да что вы за друзья, мать вашу?
— Мы ими и не были.
— Да не гони. А, впрочем, какая разница…
И он покачал головой. Я не понимал, почему торчу с этим придурком на лестничной площадке. Мне хотелось сорваться с места, понестись прочь по промозглым улицам вдоль бесконечных витрин и оказаться на каменной дамбе над замерзшей рекой.
«Ну почему ты это сделал? Почему действительно мне не сказал? Да почему…» — пронеслась в голове мысль без начала и конца.
Возможно, Ян прочитал что-то в моем взгляде, отчего в его лице зажглось какое-то сальное любопытство.
— Ну, теперь прикинь, что начнется, как все на уши встанут, — с непонятным удовольствием сообщил он.
— У вас же нет других развлечений.
— Что значит у нас? — нахохлился он. — Кто это вообще «мы»?
— Вы — сборище извращенцев, которые считают, что смерть какого-то неудачника — повод потрындеть.
— Все так делают. Не плакать же нам. Он мне лично никто.
— Так приятно притворяться циниками? — Я не упустил случая поддеть его еще раз.