Немец был похож на огородное пугало в своем клетчатом пальто, котелке и наушниках от мороза. Низенький, рыжий, с выпуклыми навыкате зелеными глазами, он, отпихивая локтями баб, наседавших на него, и во всю мочь ругаясь по-немецки, помог сойти с поезда своей секретарше, накрашенной так ярко, что все вокруг заохали, а деревенские старухи даже заплевались, узрев такую стыдобищу.
Бугров из-за своей нерешительности долго не мог пробраться сквозь толпу к Шульцу, пока тот, выругавшись, сам не проложил себе дорогу.
Все это позабавило Егора. Увидев Валета с тележкой около Шульца, Воробьев удивился, стал искать Ар-кашку, но тот, видно, уже улизнул, и скорее всего с саквояжем толстяка. Только вот что в нем было?.. Судя по тому, как ловко воришки разыграли всю операцию, они хорошо знали, что в том саквояже, и готовились заранее. Да, видно, кто-то еще руководил ими со стороны, самим такое не придумать, тут крепкая голова нужна.
Левшин, стоя в стороне, зябко кутался в шинель, поминутно вытирая с лица пот. «Совсем расклеился, бедняга! Вот уж поистине герой, коли себя не щадит», — подумал Егор, но тотчас же к этой мысли что-то примешалось неприятное, тягостное. Егор хотел разобраться в этом, но из-за спины вынырнул линейный уполномоченный Рогов.
— Беспорядков нет, Егор Гордеич? — весело спросил он, вытирая усы от пивной пены. — Ребята пивком угостили, задержался, — извиняясь, проговорил он.
— Порядка нет! — хмуро бросил Воробьев, отправляясь следом за Шульцем.
— Это как это нет? — заволновался Рогов. — Товарищи, соблюдаем железнодорожную деликатность и дисциплину, особенно в отношении с женским полом. Говорят ему, даже в Париже дорогу уступают, а мы тут с вами еще в большей сознательности пребываем, так что посторонимся и женщин пропустим вперед! — уже зычно кричал Рогов. — Ну, что я сказал?!
«Надо бы Валета с Аркашкой потрясти, — подумал Егор, уходя с вокзала. — Дело, правда, милиции, пусть они с ними разбираются…» Егор вдруг остановился, постоял, оглянулся. Рогов разнимал бабью свару с проводником у вагона. «Так ведь Рогова нарочно и пивком угощали, чтобы лишних глаз не было! — пронеслось у Егора. — Ловко все придумано! А значит, и дельце это непростое… Так-так-та-ак! Что же это значит?..» — промычал он, отправляясь в столовку. В желудке уже давно посасывало от голода.
Воробьев возвращался из горкомовской столовки, к которой был прикреплен, когда по площади, распугивая собак, поднявших лай, устрашающе дребезжа, с шумом пронесся старенький «форд» Щербакова. В салоне сидели Бугров, Шульц и раскрашенная секретарша немца. Никита, видно, вез их в гостиницу. «Интересно, до чего они договорились?» — подумал Егор. Он вспомнил, как еще в партизанах у костра Сергеев рассказывал о том, что все капиталисты без баб никуда не ездят, а если она заболеет, то они тут же отменяют все поездки. Тогда Егор командиру не поверил. Не такие уж капиталисты дураки, чтобы от баб так зависеть. Теперь, глядя на Шульца, Егор засомневался. Может, оно так и есть, а все ж интересно, для чего они их берут?.. Неужели для услады, как утверждал Сергеев?..