— Прости меня, Господи, — прошептала она. — Больше не могу. Сил нет.
Образ Спасителя на иконе оставался глух и нем к мольбам и стонам, и как не пыталась Оля услышать совет или какой-то знак свыше, тишина разъедала, словно смола мысли. И от этого в груди ещё сильнее пылал огонь, адский, пожирающий человеческую плоть с костями. Оля поставила стул и поднялась к потолку. Перекидывая верёвку через узкие балки, сделала петлю и накинула на шею. В последние мгновенья ей стало легче, пришло понимание того, что всё позади и больше никто не будет терзать, мучать, рвать грубыми руками тело, издеваться, плевать в душу — и воцарится покой, долгожданный. Закрывая глаза, она вспомнила свою жизнь и, затягивая узел на шее, покачнулась и повисла, словно манекен между небом и землёй. Остатки жизни в сильном теле не угасали, Оля болталась, как рыба на крючке и постепенно задыхалась. Кровь прильнула к голове, язык вывалился наружу, тело пронзила острая боль, перед глазами поплыл туман, и мир потерял знакомые очертания.
— Кто здесь? — хриплый голос Михо, едва доносился из другой комнаты.
Пробираясь через горы мусора, я чуть не подвернул ногу и громко выругался. Михо лежал на полу, и когда увидел меня, открыл от изумления рот, и что-то нечленораздельно промычал.
— Дёмин, это ты? Мать твою, где это мы? Помоги, я застрял, ноги. Что происходит? Почему мы не в зоне?
— Меньше вопросов Михо, сейчас я попробую приподнять шкаф, а ты тем временем вытаскивай ноги. Кости целы?
— Хрен его знает, ощущение такое, будто по ногам проехал «КамАЗ».
Шкаф оказался тяжёлым, и я с трудом его поднял. И он тут же развалился в меня в руках. Михо поджал ноги и тут же перевернулся на живот. Я уселся рядом на разбитый стол, и задумался. Что делать с грузином? Эта мысль сверлила мне мозг как буровая установка для скважин. Промолчать и скрыть, почему мы здесь — не получится. Дилемма.
Михо смотрел на меня и кривил тонкие губы. Он чуть приподнялся и застонал. Растирая ноги, скрипел зубами и ругался как сапожник.
— Дёмин ты в курсе того, где мы? Только не темни, я человек прямой как двери, не люблю ребусы.
— Михо как тебе сказать…
— Дёма, говори, как есть. Как мы здесь очутились? И почему слышны выстрелы и грохот орудий. Война? Но как такое на хрен возможно? Я в сказки не верю, и это похоже на «белочку» у алкашей.
— Бухал, Михо, на свободе?
— Было дело, один раз она самая и приходила.
— Кто приходил?
— Кто, кто, «белка», только без «Стрелки». Пили мы с корешами сильно, бабки текли рекой, и куда девать их не знали, — начал свой рассказ Михо. — Мне это всё надоело и опротивело. И девчонка моя с лучшим другом сбежала. Одним словом — край, пропасть настоящая. После трёх дней пьянки решил я свести счёты с жизнью. И…