— И помни Оля, молчание золото. Больше не показывай никому свои картины. Договорились?
Счастливая девочка выпорхнула, словно бабочка из кабинета директора и помчалась домой.
Директора, как и многих учителей, расстреляли немцы. Сторож ушёл, и Оля осталась одна. За окном наступил вечер, и похолодало. Она уже всё для себя решила и, закрывая свой кабинет, оставила ключ Ивану.
— Ты домой, дочка? Осторожно, там стреляют. Смотри, под шальную пулю не попади. Лучше бы осталась до утра.
Иван лежал на старом диване и курил. Оля кивнула, положила ключ на табурет, и медленно отправилась восвояси. Боль не прошла, она только усилилась, и женщина продолжала рыдать. В груди пылал пожар, который она знала, как потушить. Только одним способом. Игорь не оставит её в покое, и будет и дальше приходить насиловать. Пожаловаться некому, защитить тоже. Она осталась одна в отвратительном мире, в котором жизнь человека зависела от настроения предателя, немецкого прихвостня. Ольга устала бояться: два года, каждый день, каждая клеточка её тела впитала страх смерти. Внутренний голос подсказывал, что она приняла правильное решение и не стоит с ним тянуть.
Впервые в жизни она не закрывала голову платком и не бежала. Совсем рядом шёл бой, рвались снаряды, и грохот от танков закладывал уши. Женщина шла с высоко поднятой головой, и не обращала внимания на то, как содрогалась земля, и под ноги ей летели комья грязи.
Дома её никто не ждал и, накормив собаку, она вытащила из-под дивана свои картины, и стала медленно бросать их в печь. Только сейчас Ольга поняла, что у неё был настоящий талант, и не просто талант художника, провидца. Как у известных всему миру художников. Выводя детской ручкой перекошенные физиономии, горящие дома, слёзы и кровь, она была той самой рукой, через которую Бог или кто-то другой, пытался показать, что ждёт Россию в будущем. Свои первые работы с непонятными лицами, мифическими существами и прочим, она смогла понять только сейчас. Их истинную сущность. Когда прошло двадцать лет. И перебирая старые, пожелтевшие рисунки, видела первые признаки надвигающейся беды. Коричневые, чёрные краски, преобладавшие в картинах, делали белый ватман мрачным и угрюмым. Как коричневая чума, наводнившая родную землю.
Языки пламени в печи абсолютно не грели. Оля тянула к ним руки, и ещё больше замерзала. Горстка золы, и больше ничего не осталось от картин. Усмехаясь, и испытывая некое облегчение, она пошла в сени и принесла верёвку. Закрывая двери на засов, подошла к старой бабушкиной иконе и перекрестилась.