Лицо майора стало красным, напряжённым.
— Как ты мог так бездарно угробить роту? Всех положил, сам живой и невредимый. Так уметь нужно. Где научился, капитан? Не у немцев случайно? А может, ты на них работаешь?
— Майор, я с первого дня на фронте: и окопы рыл, и горел в танке не один раз. Ты сам-то порох нюхал? Знаешь, каково это смотреть смерти в глаза и товарищей боевых хоронить?
— Твоего геройского прошлого не хватит капитан, чтобы загладить вину. Я читал твоё личное дело.
— Что Вам нужно?
— Мне нужно? Нет, Песков, это не лично мне нужно. Армии нашей нужно, товарищу Сталину, солдатам которые гниют в окопах, очистить наши ряды от таких негодяев, как ты. Говорить будешь?
— Я всё сказал, майор, добавить мне нечего. Виновен, расстреляйте.
— Это мы всегда успеем, капитан.
— На это вы мастера, знаю, знаю.
Капитан рассмеялся истерическим смехом. Майор вскочил, обошёл стол и ударил Пескова кулаком в живот. Тот закашлялся, и сплюнул сгусток крови на пол. Он хотел встать и дать сдачи, но вовремя остановился и, задерживая дыхание, скрипя зубами, терпел новые удары майора до тех пор, пока не потерял сознание и свалился со стула. Глаза он открыл уже в камере. Рядом сидел Хромов, опустивши голову на колени.
— Воды, дай воды.
— Живой, капитан, родненький, я уже думал, что не проснёшься.
Он взял с пола кружку с водой и напоил Пескова. Лицо капитана было в синяках и ссадинах. Опухшие губы кровоточили, и не хватало передних зубов.
— Умеет бить, майор, сволочь.
У Пескова ныло всё тело, и он попросил товарища усадить его.
— Рёбра сломаны, и нос тоже, — сказал капитан и языком проверил зубы. Трёх зубов как не бывало.
Он полез в рот, и вытащил осколок зуба.
— Что им нужно?
— Сам не понимаю. НКВД. У них свои правила и полномочия. Нас не спасёт даже командир части. И где сейчас часть? Может уже за километров сто отсюда. И забыли про нас.
— Не-а, капитан, не верю, что про нас забыли.
— Война, друг, война. Армия перешла в наступление, а мы здесь.
— Поешь, капитан, тебе нужны силы.
Хромов протянул Пескову кусок чёрствого хлеба и набрал из ведра кружку воды.
— Ещё каша есть, будешь капитан?
Тот отказался и, размачивая хлеб в воде, потому что жевать было не чем, с жадностью глотал куски.
— Что с нами будет, товарищ капитан?
— Не знаю, друг, не знаю. Одно понятно, дела наши с тобой хуже некуда.
— Закурить бы сейчас, махорки едрёной, чтоб аж глаза на лоб полезли, — пробубнил Николай и вздохнул.
— Сколько я был без сознания?
— Часа четыре капитан. Уже смотри, и солнце садится, тебя волоком притащили в обед.
— Тихо сегодня, правда?