Такой киношный сюжет не раз пересказывал сам Игорь, добавляя волнительные подробности. Мороз в ту ночь стоял тридцатиградусный, младенец сильно застудился, но выжил, выздоровел. Чудесная, в общем, развязка. И когда-нибудь, возможно, данная история появится в очередном сукачевском фильме, сценарии, спектакле, песне. Он уже примеривался. В 2013-м говорил мне, что собирается снимать кино «Лучшая в мире» – о девочке из сборной по синхронному плаванию. «У нее поначалу не было никаких шансов на яркую судьбу. В детстве она чудом осталась жива. И этот момент пересекается с историей моей жизни. Обсуждая с соавтором Наташей Павловской идею сценария, я сказал, что хочу в начале фильма рассказать свою историю. То, что я остался жив, – это волшебство. В Интернете, конечно, появится потом масса комментариев, что это туфта, такого в реальности быть не может. Но наша девочка чудом выжила. Как известно, маленькие дети, трехмесячные, умеют плавать. Ее мать погибает, девочка попадает в детский дом. А потом через тернии, преодоление вырастает и становится олимпийской чемпионкой. Драматическая, роковая история».
Фильм пока не состоялся. Может, и не состоится, выйдет что-то другое. Но почерк Игоря Иваныча в данном замысле нагляден и знаком. Любовь к легендам, мифам, сентиментальным до утрирования фантазиям (взять хотя бы песни «Маленькое тигровое колечко», «Барышня и дракон», «Вальс «Москва» или любое его кино, спектакль), поэтизация избранных им героев, событий, времен – это, можно сказать, творческое кредо Сукачева. И оно не вяжется с его внешностью, исполнительской манерой, стереотипными представлениями о нем, как не вяжется Тушино, хоть то, прошлое, хоть нынешнее, с космосом. Также не совпадали и юношеские интересы, характер Гарика со средой, в которой он рос и вполне сходил за своего. Из этого диссонанса, по сути, и нарисовались его судьба, успех, логика поступков. Невысокий, дерзкий тушинский пацан со школьных лет пестовал свой неудобный в советском коллективистском социуме индивидуализм. Как мог, сопротивлялся собственному отцу (желавшему «сделать из него человека» и классического музыканта), педагогическим догмам, уличным понятиям…
Хотя с улицей расклад сложнее. Пусть Игорь и разучивал гаммы на баяне в музыкальной школе, но домашним одуваном, шугавшимся окриков дворовых пацанов, вовсе не был. Скорее, выглядел одним из их компании, да какое-то время таковым и являлся. Но внутреннего сближения с ними не происходило. «Лет до шестнадцати я находился абсолютно в ячейке своего социального класса. Не то чтобы в кругу «друзей по принуждению». Просто, как и многие, контачил с теми, с кем жил в одном дворе, на одной улице. Но заблуждение называть этих ребят моими друзьями. Детская дружба для меня довольно условное понятие. Я всех своих настоящих друзей приобрел позже».