Знак вопроса, 1994 № 01-02 (Непомнящий, Альманах «Знак вопроса») - страница 54

Мы не всегда задумываемся, что, например, мальчику В. лучше объяснять урок с демонстрацией картинок, а девочка Д. в подобной демонстрации не нуждается, для нее важнее простой пересказ содержания предмета. Это не так нереально, как может показаться: ведь учителю, кроме объяснения материала всему классу, приходится вести и индивидуальную работу со школьниками. Особенности памяти стоит учитывать и при ответах ребят: для одного будет достаточно словесного ответа, а другой почувствует себя увереннее, если предложить ему сопроводить рассказ чертежом или схемой. Приведенный пример является одним из многих. А в будущем, вероятно, знание характеристик памяти детей может послужить основой для формирования классов со «зрительным» или «слуховым» типом памяти. Это, в свою очередь, потребует выбора соответствующего метода преподавания, некоторой его перестройки. Но учитывая, что в результате всех преобразований должен существенно улучшаться процесс обучения детей, следует считать, что «игра стоит свеч».

Какую же память мы считаем хорошей? Емкую и надежную, способную не подвести нас в самых трудных, эмоционально напряженных ситуациях. Ведь многим приходилось замечать, что нередко именно в нужный момент те сведения, которые хотелось донести до другого человека, вдруг куда-то исчезают: вертятся, как говорят, на кончике языка, но не всплывают в сознании. При хорошо натренированной памяти подобных казусов не происходит. Объясняется это в первую очередь тем, что у лиц с хорошей памятью практически весь мозг участвует в анализе сведений, которые он воспринял. Если по каким-то причинам одна зона мозга тормозится, то другая, продублировавшая следы возбуждений, может воспроизвести нужные сведения в системе памяти. Отсюда и вытекал вывод А. Эдриана о том, что информация в мозгу хранится «везде» и в то же время «нигде», так как взаимозамещаемость различных мозговых систем делает практически невозможным выделение какого-то одного «центра памяти». Если бы были такие «центры памяти», то надежность работы нашего мозга была бы чрезвычайно мала. Инфекции, травмы, операции, различные яды быстро бы уменьшали возможность Мнемозины и выводили из строя один за другим ее механизмы. К счастью, этого не происходит. Надежность работы нашего мозга с его «сейфами» памяти чрезвычайно велика.

Приведем только один пример, подтверждающий сказанное. У знаменитого французского микробиолога Луи Пастера в расцвете творческих сил произошло кровоизлияние в правую половину головного мозга. Оправившись от болезни, он продолжал работать. О болезни напоминал только небольшой паралич конечностей левой стороны. Умственные способности ученого практически не пострадали, о чем говорят его последние открытия. Можно было бы думать, что кровоизлияние не затронуло большой массы головного мозга. Однако это оказалось не так. После смерти (а Пастер, перенеся такую тяжелую болезнь, прожил еще 27 лет) его мозг был подвергнут исследованию. Каково же было удивление патологоанатомов, когда обнаружились существенные нарушения височной и теменной областей правого полушария. По сути дела, у Пастера функционировала только левая сторона головного мозга. Но и одного полушария оказалось достаточно, чтобы заниматься серьезной научно-исследовательской работой, делать крупные открытия, прославившие ученого на весь мир.