- И впрямь, оголодал, - усмехнулась Дарья, наблюдая за тем, как он запихивается. - Не торопись, еще подавишься, чего доброго.
- Слушай, тут вчера на меня одна так же смотрела, - не переставая жевать, пробурчал он, - а потом трое гавриков на разборки пришли.
- Сам виноват.
- Это чем же?
- А ты почто Машку рябой обозвал?
- А какая она еще? Вся в конопухах!
- Вот-вот, в конопушках, стало быть - конопатая, а не рябая. Рябые -это с оспинами! Вот она и пожалилась на тебя брату.
- Ишь ты! А я и не знал.
- Да ты я гляжу, многого не знаешь, или не понимаешь.
- Это чего же?
- Ну как же, в церкви не бываешь, лба не крестишь, с людьми не здороваешься. Старикам не кланяешься.
- Еще чего, кланяться!
- Я же и говорю - странный.
- Ну, уж какой есть.
- Потому за тебя никто и не вступится перед отцом Питиримом.
- Это перед попом, что ли?
- Ага, перед ним.
- Интересный он у вас какой-то. Явно что-то от меня хочет, а что - не говорит.
- А ты не знаешь?
- Нет, не знаю. Может, ты расскажешь?
- Может, и расскажу.
- Так говори...
- Некогда мне с тобой сейчас разговоры вести. Вот как повечеряешь, так приходи к крайнему гумну...
- А ты придешь?
- Может, и приду, коли время будет, - решительно поднялась молодая женщина и, не оборачиваясь, пошагала прочь.
День после этого тянулся как густой кисель из чашки, но всё же подошел к концу. Отогнав стадо в деревню, пастухи разошлись по домам. Дмитрий, дождавшись темноты, пошагал к назначенному месту и едва не заблудился. Только народившаяся луна давала мало света, и парень совсем уже было растерялся, когда чья-то рука затянула его в большой сарай.
- Вот ведь бестолковый, - досадливо зашептала ему на ухо Дарья, - ты бы еще звать начал!
Тот, впрочем, и не подумал оправдываться, а крепко обхватив руками женщину, попытался ее поцеловать.
- Не балуй, - вывернулась из объятий молодуха.
- А ты не за этим пришла?
- Может и за этим, только все одно - не балуй! Быстрый какой...
- А чего время терять, - горячо прошептал ей парень и снова обнял.
На сей раз Дарья не стала противиться его ласкам и скоро они упали в прошлогоднее сено. Поначалу в темноте было слышно лишь шуршание и смешки, затем их сменили звуки поцелуев и, наконец, раздались полные сладострастия стоны и иступлённый шепот: - "шибче-шибче!" Снаружи, прижавшись к стене, стояла Машка и, закусив до крови губу, слушала эти звуки. Ее высокая грудь прерывисто вздымалась, а пальцы скребли по бревнам. Наконец, девушке стало невмоготу и, простонав про себя: - "вот змеюка", опрометью бросилась бежать прочь.
Занятые друг другом любовники даже не заметили, что кто-то был рядом. Утолив первую страсть, они лежали рядом, обмениваясь, время от времени, короткими фразами, прикосновениями рук, касаниями губ.