Или возможно, что больной, ничего не понимающий молодой человек уходит в лес, где к нему слетаются голодные духи и раздирают на части его тело, выпивают его кровь, вылизывают скелет. Потом лес наделяет его новой, лесной плотью, как одеждой, он становится другим, полным новых сил….
Как удивительно верно подметил Е.А. Торчинов (199), по существу, это видение сродни библейскому пророческому обновлению, прекрасно прочувствованному и описанному Пушкиным:
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
"Восстань, пророк, и виждь, и внемли.
Исполнись волею Моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей!"
Здесь, как и в шаманской инициации, мы видим божественного избранника, которому высший дух (серафим) отверзает очи духовного видения, уши духовного слышания, заменяет «празднословный и лукавый язык» «жалом мудрыя змеи» и, наконец, заменяет «сердце трепетное» на «угль, пылающий огнем», после чего человек, прошедший через смерть, приходит к новой, высшей жизни и приступает к выполнению своей пророческой миссии.
Как все мы знаем из школьных учебников, Пушкин имел в виду под пророком поэта, но и это сближение далеко не случайно и глубоко укоренено в традиции. Достаточно вспомнить об арабах доисламского периода, совершенно однозначно сближавших пророков и поэтов, видевших в поэтическом даре проявление божественной харизмы, обуянности божеством (212).
Можно говорить о бардах и менестрелях в кельтской, рунической культурах, где дар сказительства требовал посвящения и последующего самозабвенного служения высшим силам (57, 98). Можно также вспомнить о волхвах-сказителях в древнеславянской дохристианской культуре (29) и т.д.
В то время, как тело шамана лежит расчлененным или варится в котле, приобретая новые сакральные качества, отделенную от тела душу шамана возносит на вершину мирового древа гигантская птица с железными перьями и длинным хвостом - птица-прародительница шаманов. Она помещает душу в яйцо, лежащее в ее гигантском гнезде, и высиживает, пока дух шамана не приобретет сакральной зрелости. Потом душа шамана вылупляется из яйца и входит в обновленное и воссоединенное тело. Посвящаемый воскресает уже шаманом, готовым к своему служению. Инициация завершена (231).
Оговоримся, что описанный нами сюжет является некоторым вольным обобщением инициационных переживаний у «абитуриентов» разных шаманских традиций.
М. Элиаде описывает технику ритуала инициации и сопровождающие его переживания в шаманских традициях якутов, самоедов (ненцев), тунгусов, бурят, австралийцев, южноамериканских индейцев, индонезийцев, эскимосов и других народов, но везде мы встречаемся с переживанием расчленения тела, смерти и воскресения, сопровождаемого чувством исцеления и обновления (241).