«Собрать вещи, собрать вещи — и к дежурному по части… Двадцать минут…»
Он повернулся и направился назад, к землянке хозвзвода. Пройдя несколько шагов, он обнаружил в поле своего зрения повара, двигавшегося в одном с ним направлении, с котелком в руке, и сообразил, что повар несет кому-то завтрак — кому же, как не ему?
— Семеныч! — окликнул Тихомиров старика, кашеварившего еще в гражданскую. Голода он не ощущал, но надеялся, что беседа с приятелем поможет ему отвлечься от страшных мыслей — и реальных, и еще только зреющих. «Интересно, знает или нет? Наверное, знает».
— Поешь, браток, горяченького, — сказал повар, когда они сошлись, и достал из кармана алюминиевую ложку.
Неожиданно для себя Тихомиров опустился на землю и стал хлебать густой, горячий суп. Ему полегчало.
— Ну? — Повар присел на корточки. — Сердит? — Он кивнул в сторону землянки командира полка.
— Страшно сказать.
— А давеча… — повар махнул рукой. — Сергея-то Иваныча к медпункту привезли, я в аккурат рядом был. Он на поросль, в кустарник упал, парашют не раскрытый, только снаружи ветками нарушен, а сам он — целый, а жизни нету. Полковник как увидел, задрожал весь, на колени стал, своим платком ему лицо вытер…
Замерший было Тихомиров снова стал хлебать суп. Повар грустно смотрел на него.
— Как же ты так, Тимоша? — спросил он немного погодя. — Как же ты так?
— В том-то и дело, — торопливо заговорил Тихомиров, словно только этого вопроса и ждал. — В том-то и дело, Семеныч, как?! — Он поставил котелок на землю, бросил туда ложку, в голосе его зазвучали протестующие нотки: — Сам понимаешь, что́ я доказать могу, ежели полковник лично бой видел? Да и парашют ветками потрепан, говоришь… Что?! А только запомни, что я тебе скажу: парашют Сергея Ивановича был уложен правильно.
— Правильно? — Повар поднялся, достал папиросу, стал закуривать. — Правильно? А ты полковнику докладывал?
— Не успел, — пробормотал Тихомиров. — Все сразу против меня было, я вину свою почувствовал. И потом… Понимаешь, я тогда еще не был окончательно уверен…
— А-а… — недоуменно протянул Семеныч. — Ну, коли так… Но это худо, однако.
— Хуже некуда, — кивнул Тихомиров. — Двадцать минут дал на сборы, и в трибунал отправят, а уж там…
— Скорее всего, в штрафбат, — задумчиво резюмировал повар и поднял котелок. — К себе шел?
— К себе, — подтвердил Тихомиров. — Вещички собирать.
— Пойдем, провожу.
— Пошли, пошли, — встрепенулся Тихомиров, и друзья зашагали рядом. — Да, послушай, — вспомнил он давешнюю встречу, — передай Авдюшке карточки, а то парень и смотреть на меня не стал, ровно я преступник какой…