– Занесите в свою записную книжку, доктор! Пусть это будет первая реплика на странице от пятнадцатого апреля. Потому что от первого из сегодняшних приговоренных вы получите такое прекрасное начало для стихотворения, какое и представить невозможно… Безымянный солдат: «Быть может, навсегда…»
Закончив говорить, Якоб Руман вытащил из кармана пиджака письмо пленного. Исабель даже не пошевелилась, чтобы протянуть за ним руку. И доктор положил письмо на стол между ними, словно на полдороге.
Она посмотрела на конверт:
– Зачем вы сюда приехали, доктор Руман? И не говорите, что только затем, чтобы отдать мне вот это.
– Вы, случайно, не о том же меня спрашивали давеча? Уверен ли я, что хочу с вами встретиться?
– Есть люди, которым нужна истина, а есть те, кто предпочитает ее себе воображать. Вы к какой категории принадлежите, доктор Руман? Ведь вы здесь, потому что хотите ответа, не так ли?
Исабель смотрела на него так, словно хотела прочесть, что у него на душе.
– Вы хотите узнать, правда ли та история, о которой вы думали двадцать с лишним лет? – Она кивком указала на конверт. – Может быть, ответ там, в письме, а вы даже не попытались его вскрыть, чтобы узнать, стоило или нет тратить столько сил и проделать такой путь, чтобы доставить мне его? Поверить не могу…
Якоб Руман молчал.
– Ну, сколько раз, к примеру, вы задавали себе вопрос, что на самом деле происходило на Большом балу в испанском посольстве? Знаете, каким образом Гузман узнал мое имя, опередив всех остальных?
– Дави говорил, что даже он об этом не знал, эту тайну Гузман охранял особенно ревностно.
– Да просто-напросто, по мнению Гузмана, история без тайны была недостаточно завлекательна и не стоила бы того, чтобы ее рассказывать… Он послал одного из слуг за мной шпионить, вот что он сделал. Гузман купил мое имя, вот и вся тайна! – сказала она, и в ее голосе прозвучала нотка ярости. – А то, что он все время повторял, будто хочет дать это имя горе, не более чем способ хоть как-то сгладить банальность.
Она печально вздохнула:
– Но, несмотря ни на что, с Гузманом у меня всегда будет связано воспоминание о любви, которое заставляет умолкнуть все остальное. Он был моим попутным ветром, моей судьбой.
Прекрасный союз, подумал Якоб Руман. А он вот не стал ничьим попутным ветром, ничьей судьбой, и от этого хотелось плакать.
– Они оба бросили меня, Гузман и Дави, – покачала головой Исабель и грустно улыбнулась. – Оба, и я так и не поняла почему.
Якоб Руман почувствовал, что надо что-то сказать.
– Совсем не обязательно должна быть причина. Моя жена ушла от меня к другому, но я знаю, что она меня любила.