— Я не плачу, я просто так.
— «Просто так» можно. А фронт — вот он, здесь. Оставайся у нас, и отца найдем.
«Может, в самом деле он знает, как найти папу. Если настоящий фронтовик — поможет. Он, должно быть, добрый».
— Ладно, — согласился Костя, — я тоже вам помогу снаряды таскать. — И, прибавив себе один год, похвалился, что на турнике подтягивается пять раз по всем правилам.
— Вот молодец… Кушать хочешь?
Костя промолчал.
— Молчишь — значит, хочешь. Сейчас будем кушать, потом за дело… И физкультурой займемся. Мы, зенитчики, очень любим физкультуру, — не то шутя, не то серьезно сказал лейтенант.
Невдалеке, за кустом, Костя заметил девушку, которая стояла боком к нему и смотрела куда-то вдаль. Где и когда он видел эту девушку? Пилотка, гимнастерка и юбка на ней были защитного цвета, сапоги тоже зеленоватые, из брезента, и вся она сливалась с травой и ветками, разбросанными вокруг блиндажа для маскировки. Под пилоткой — тугие русые косы, собранные в узел. На щеке румянец, на шее пятнышко — родинка.
«Да ведь это же Надя, вожатая нашего отряда!..»
Однажды Костя чуть не подрался с мальчишкой из другой школы за то, что тот хотел пульнуть в Надю снежком. Это ведь сна помогла Косте записаться в радиокружок при Дворце пионеров… Весной Надя исчезла. Все говорили, что она на фронте. Но какой же это фронт. Нет, это не она. Та Надя — на настоящем фронте. А родинка на шее — просто совпадение. Надя всегда прятала родинку под пионерский галстук, а эта, как нарочно, показывает…
— Вот так. Сначала по-фронтовому будем кушать, а потом будем посмотреть, — снова пошутил лейтенант и, подведя Костю к девушке, сказал:
— Товарищ сержант, этого мальчика возьмите к себе в расчет, он будет помогать. Пусть ветки ломает, ящики маскирует. Но прежде накормите его…
Косте опять стало грустно: попал к такой девушке, которая отвернулась и стоит как столб, даже в глаза посмотреть не хочет — зазнайка. И, насупившись, он уже начал было прикидывать в уме, каким путем улизнуть от нее, как вдруг послышался знакомый голос:
— Ну что же, здравствуй, Костя!
Он поднял голову, вскрикнул:
— Надя! — и прильнул к единственному близкому на свете человеку.
Надя вздохнула. О чем она думала в эту минуту: может, вспомнила школу, пионерский отряд и первые робкие шаги Кости Пургина, вступившего в пионеры? Ей было тяжело говорить: под рукой вихрастый чуб покорной головы мальчика, а перед глазами пылающий город…
— Ну что ж, идем, — помолчав, сказала она.
Орудие первого расчета, которым командовала Надя, было недалеко от блиндажа командира батареи.